И чёрт так оглушительно плюнул в костёр, что Шухлик очнулся на дне ущелья. Ленточка неба казалась ещё дальше, чем прежде. Она покраснела и уже потихоньку угасала.
Шухлик хотел подняться, но обнаружил, что ноги крепко связаны. Его окружили затылочники.
– Нам было откровение, – склонился макушкой Первый, указывая на пещеру. – Голос Вечного Блуждания изрёк: явится рыжий осёл! сам отдаст свою шкуру! сложите в неё все грехи, в которых каетесь, и сожгите! тогда обретёте новую жизнь!
– Прости, осёл! – дружески похлопал по загривку Тридцать седьмой. – Мы тебя долго ждали!
– Ты спаситель! Воздвигнем тебе золотую статую, которой будут поклоняться наши дети, внуки и правнуки! – воскликнул Одиннадцатый.
А Третий, щекоча ухо, зашептал.
– Нам известно, что под ослиной шкурой скрыт достойный гражданин Луций! Мы освободим тебя! Вернём человеческий облик!
– Совсем одичали! – заорал Шухлик, пытаясь вскочить и лягнуться. – Мой предок Луций жил две тысячи лет назад!
Но его не слушали.
Обступив со всех сторон, затылочники высекли Шухлика розгами до крови. А затем зашили в кожаный мешок вместе с собакой, петухом, обезьяной и змеёй.
Видно, надеялись, что он испугается и выскочит из шкуры.
Однако выпоротый Шухлик мирно беседовал со своими соседями. Представившись, они рассказывали друг другу истории своих жизней, коротая время в мешке.
Особенно любезной оказалась змея из семейства гремучих. Она зализала Шухлику раны, затянувшиеся так быстро, как следы весла на реке.
Словом, все расстались друзьями и сговорились о следующей встрече в том же мешке.
Но затылочники решили действовать иначе – неспешно и наверняка.
Третий, освещая факелом дорогу, повёл стреноженного Шухлика по пещерному лабиринту, вглубь горы.
С каждым шагом становилось всё жарче и жарче. Лабиринт петлял, как заяц, удирающий от лисы. Наверное, тут были особые метки на стенах, иначе бы давно заплутали.
Третьему, видно, надоел стук ослиных копыт в гробовом молчании, и он разговорился сам с собой.
– Когда я ограбил того ротозея, то долго жил спокойно. Но, осознав свой грех, вечно каюсь, казню себя, мщу, наказываю, и – вроде не живу! Можно сказать, ограбил самого себя. Хуже того, убил свою жизнь бесконечным покаянием… О, вновь я согрешил в словах и мыслях!
И Третий, не долго думая, хлопнул факелом по макушке, наказав болтливый рот. Даже Шухлик почувствовал, как это больно.
Он понял, что затылочники сами себе в тягость. Не жизнь у них, а непрерывное копание, будто рытьё мрачных пещер. Беспрестанно себя укоряя, забрели в лабиринт. Запутались, потерялись и – нет для них выхода! Разве что ослиная шкура…
