Вырванные страницы | страница 14



Любовь, я читала, она делает вскрытие на живых, разбирает примерное единство на детали и частности. И откуда нам знать, что удастся соорудить в итоге, чего станется недоставать, чей избыток будет роковым? Мы же вразброс, в безмолвии, ложась разными часовыми поясами. Лучше бы ты остался.

98

НЕУЖЕЛИ

Уже в который раз некуда возвращаться, но с сизифовым неизбежным упорством продолжаю это делать. Под рваным, выцветшим флагом здравого смысла, заболевший настойчивой простудой, пресытившийся игрою в абсолютно одинокого, никому не нужного, отделенного. Нет доказательств, что нас двое. Никаких.

Все-то прежде вели иллюзии, пустые глаголы и разлюбленные имена, моя оправданная потребность страдания, утраты точности прицела, сиречь забытья, особо тяжкого своей неполнотою. Внимание: уехать только ради пути, отстраниться, чтоб оглянуться, потерять, а затем понять. Такова формула для решения нелинейного уравнения с меняющимися из раза в раз членами, в которое обращается существование, выведенное из равновесия. Установивши же его заново, и шатко, и валко, скорее формально, и тем успокоившись, всегда вынужден вернуться.

Как правило, к той женщине, к той жизни, что обесценились сами собой. Они не стали лучше или хуже, ближе, дальше; они не нуждаются в описании, такие прежние. Терпеливо лишь ждали, пока наиграюсь со своими представлениями о миропорядке — отложу кое-что на гамбургский счет — не роптали вовсе, не испытывали на прочность. В общем-то, мне нравятся по сей день. Посему затрудняюсь объяснить, почему не могу по-прежнему любить ту, что когда-то любил и ценить то, без чего себя и не представлял.

Пробирающий, точно ужас от контакта с актуальным искусством, холод и не то дождь, не то снег, короче, объемней — сыро. Возможно, что и скользко, ветрено, ну какая разница, в самом деле? Придет ведь весна, если уже не март, сменит, пустоголовая, унылое платье пейзажа на что-то более, а может, и менее подходящее. Замечать, являть озабоченность климатическими условиями как-то не горазд. Помню лишь, как грезилась возможность сохранить неприкосновенность, как хотелось выйти из сражения с хваленым случаем если не победителем, то не все потерявшим…

Она уже была со мной, принадлежала, дарила и не прикрывалась свободой, отдавалась вся. Я не звал никаких перемен. Она ослепила. И ведь совсем обо мне не знала, смотрела лукавыми глазами, с насмешкой, источала тайну. Было с избытком чувств и слов, сплошные колкие в сердце шалости и намеки — от жажды не обанкротиться, не выдать забывшей милосердие правды, способной убить обоих, изъеденных жучками страха. Я так и не разгадал. И потому намеренная жестокость в конце, чтобы вернуть и ей часть щедрот. Отплатить за минуты между невозможностью остаться и необходимостью уйти. Да. Она не меньше боялась верить. Не стоит оправданий.