Шесть часов одной пятницы | страница 48
Двое плачут. Целую вечность стояли они обнявшись. Слова были не нужны. В ответ на покаяние
было дано прощение.
Сын вернулся домой.
______________________________________________________________________
Если бы я мог изобразить эту сцену, то, прежде всего, я нарисовал бы простертые руки отца. Да, из его глаз текут слезы, улыбка сияет, но его руки зовут нас домой. Представьте эти руки: сильные
пальцы, мозолистые ладони. Руки распахнутые, как широкие ворота, не оставляющие вам никакого
другого выбора, кроме как войти.
Интересно, когда Иисус рассказывал эту притчу о любящем отце, использовал ли он руки? Когда
он дошел до этого момента истории, распахнул ли он руки, чтобы проиллюстрировать его?
Догадался ли Он о мыслях тех слушателей, кто думал: "Я не смогу пойти домой, даже после этой
жизни"? Видел ли он домохозяйку, опустившую взгляд, или бизнесмена, покачивающего своей
головой и говорящего: "Я не могу начать сначала. Я слишком все запустил"? Распахнул ли Он руки
пошире, говоря: "Да. Да, ты можешь. Ты можешь вернуться домой"?
Сделал ли он это, я не знаю. Но я знаю, что он сделал потом, Он распростер свои руки так сильно, как только смог. Он распахнул Свои объятия до боли широко. И чтобы доказать, что эти руки всегда
будут раскрыты, Он позволил прибить их гвоздями. И раны от гвоздей на этих руках — по сей день.
ГЛАВА 12
______________________________________________________________________
РЫБА И ВОДОПАД
Легенда о благодати
ПУТЕШЕСТВИЕ
Давным-давно, когда не существовало времени и реки не имели названий, жила-была рыба.
Рожденная в бурлящих каскадах горных каменистых источников, эта форель рано познала
страсть игры. Вода была ее домом. Она плавала туда-сюда и для нее не было ничего легче. Иногда она
набиралась смелости и переплывала речной перекат, быстро отталкиваясь от камня к камню.
Каждое утро она была свидетелем того, как солнце поднимало темный занавес ночи. Это было
своего рода приглашением порезвиться в чистых водах. По мере того, как солнце медленно
взбиралось все выше и выше, становилось теплее, и тепло убаюкивало рыбу, ее движения
36
замедлялись, и она могла смотреть сквозь толщу воды на высокие деревья, которые качались у потока
и на пушистых посетителей, которые пили воду, а затем исчезали.
Но если днем она играла, то ночью у нее было достаточно времени, чтобы думать. Этой молодой
форели недостаточно было знать то малое, что знала она, и поэтому она держала свои глаза
открытыми в то время, когда другие спали.