услышали.
Он начал размахивать руками. Но все, что он услышал в ответ — это радостный и восторженный
визг детей. Они думали, что он машет им!
Когда я услышал эту историю я посмеялся,... а потом вздохнул. Это было так знакомо. Вопль о
помощи из-под маски. Страх, спрятанный за нарисованной улыбкой. Признаки отчаянья принимают за
проявления радости.
Разве это не наш мир? Мы скрываем правду, с тех пор как Ева спрятала наготу Адама за
фиговыми листьями.
И с каждым поколением мы скрываем ее все лучше.
Произведениям Микеланджело далеко до шедевра, который создает лысеющий мужчина из
нескольких прядей своих волос, чтобы создать видимость густой шевелюры. Гудини был бы восхищен
нашим умением втиснуть дровосека в балетное трико.
Мы мастера лицемерия. Мы приобретаем машины, чтобы самоутвердится. Покупаем джинсы
ради имиджа. Мы учимся хорошим манерам, чтобы скрыть свое происхождение. Наши достижения
оцениваются высоко, но люди сами по себе ничего не стоят.
Мы стараемся не замечать боль. И со временем мы теряем свое настоящее "я".
Индейцы говорили, что в каждом сердце есть нож. Когда сердце лжет, этот нож поворачивается, как минутная стрелка на часах. И чем больше сердце лжет, тем быстрее поворачивается нож. Когда
нож описывает полный круг, боль исчезает — сердца больше нет.
Парень в свинарнике мог бы решить остаться на маскараде и делать вид, что все хорошо. Нож
лжи мог бы вырезать его совесть до тех пор, пока бы боль не исчезла. Он мог поступить, как поступают
миллионы. Он мог продолжать жить в свинарнике и представлять себе, что живет в замке. Но он так не
сделал.
Что-то подсказало ему, это момент истины. Он посмотрел в воду. Лицо, которое он увидел, было
отталкивающим: грязным и распухшим. Он отвел взгляд. "Не думай об этом. Ты не хуже других.
Завтра все будет лучше".
Лживые слова ласкали его слух.
Всегда находятся люди, готовые поверить лжи. "Нет, не сейчас. С меня хватит", — пробурчал он.
И он снова посмотрел на свое отражение.
"Как низко я пал!" — его первые правдивые слова. Он стал рассматривать в отражении свои глаза
и вспомнил об отце: "Мне всегда говорили, что у меня твои глаза". Тут сын вспомнил боль во взгляде
отца, когда он сказал ему, что уходит.
"Как же я ранил тебя...".
Словно стрела пронзила сердце юноши.
В лужу упала слеза, за ней другая. Потом еще одна. Плотина рухнула. Он закрыл свое лицо
грязными ладонями и слезы полились ручьем, прямо из сердца.
С мокрым от слез лицом он сидел у лужи. Впервые за все это время он подумал о доме.
