Шесть часов одной пятницы | страница 17
поднялась из ее уст. Потому что именно это и называется молитвой.
Искренняя надежда, что благой Бог на небесах помнит и не забывает о душе на земле. Молитва, благодаря которой Божья благодать будет просачиваться в любые щели, наполнять и переполнять
церковь. Молитва преображает никому не нужную жизнь в жизнь полную смысла и значения.
Не молитва, произнесенная за кафедрой, но молитва, произнесенная на больничной койке. Не
заученная молитва, уверенно протараторенная семинаристом в темной рясе, но молитва, которую с
трепетом шепчет выздоравливающий алкоголик.
13
Молитва позволяет Богу совершать самое лучшее, что только можно сделать. Она берет самое
обычное, простое и превращает в грандиозное.
Она берет жезл и разделяет море. Берет пращу и убивает Голиафа. Берет воду и делает отличное
вино. Берет скудный обед мальчика и кормит тысячи. Берет грязь и открывает глаза слепому. Берет
три гвоздя и деревянный брус и делает их надеждой человечества. Берет отверженную женщину и
делает ее миссионеркой.
______________________________________________________________________
Две могилы. Первая — одинокая и заброшенная на Лок-Хиллском кладбище. Могила Грейс
Левеллен Смитт. Эта женщина не знала, что значит быть любимой. Эта женщина не знала радости.
Она знала только боль резца, когда высекали эпитафию ее жизни.
Спит, но покой не обрела
Любовь напрасно отдавая,
Ты умерла, как и жила —
Хлеб одиночества вкушая,
Ты никому не угодила,
Хотя старалась как могла.
Но есть и другая могила в этой истории. Она возле колодца. А надгробный камень? Сосуд для
воды. Забытый кувшин. На нем нет никаких слов, но он имеет великое значение — потому что это
место, где похоронена незначительность.
ГЛАВА 4
______________________________________________________________________
ЖИВОЕ СВИДЕТЕЛЬСТВО
"Дженна, просыпайся. Пора идти в школу".
Она услышит эти слова еще тысячу раз. Но в это утро она услышала их впервые.
Перед тем, как произнести эти слова, я присел на краешек ее кровати и задумался. Честно
говоря, мне не хотелось говорить эти слова. Я не хотел ее будить. Странная нерешительность
овладела мной, пока я сидел в предрассветном сумраке. Сидя в тишине, я осознал, что мои слова
разбудят ее в новый мир...
Четыре года пролетели как один миг. Раньше Дженна была наша, только наша, а сейчас — все
должно измениться. Еще вчера вечером мы уложили ее спать, как "нашу девочку", принадлежащую
только нам — маме и папе. Мы читали ей книжки, учили ее, слушали ее. Но, начиная с сегодняшнего