— Петя, ты танкист... понять должен... Эти машины... нашими руками? Нельзя допустить. Чарли твой дружок... Гад он. Покарать, утопить в сортире. Я не гожусь... есть два верных человека. Ночью. Только булькнет, концов не найдут... Помоги.
Годун ужаснулся. Полудневый высказал его мысли. Но такие мысли возникали у Петра в момент крайнего ожесточения, и он понимал, что такой страшной кары Ключевский, даже если он соблазнился пайкой, не заслуживает. Вот как все взъелись на Чарли. Будто в нем одном все дело. Пропадет умник с позором. А кто просил лезть? Журавли... Дуралей несчастный с высшим образованием. Что только нашел Иван Степанович в этом психе.
— Ну? — допытывался Полудневый. — Обещаешь?
— Что изменится, Роман?
— Как же! Другим наука. Припугнем. Жалеешь дружка?
— Какой он мне...
— Вот и помоги.
— Подумать надо.
— Скорей думай. К утру бы... Тогда никто больше не выйдет, поверь моему слову. Отобьем охоту.
Годун направился во двор. Еще недавно он кипел от злости, теперь его охватила тоска. Неужели этой ночью придется помогать хлопцам отправить Чарли на тот свет? Жалко все-таки. Ведь не в себе человек, сразу видно — блаженный. Вот он...
Ключевский шел прямо к ним. Лицо его было решительным, губы сжаты, он не прятал глаза, смотрел на товарищей.
— Держите, — Юрий хотел было сунуть в руки Шевелева и Годуна по куску завернутого в тряпицы хлеба. — Ваша доля.
— Не возьму! — отпрянул Годун. — Сребрениками делишься?
Ключевский побледнел, кадык на его худой тонкой шее качнулся.
— Ты выслушай, а потом бей.
— Тебя, гада... — зашипел Годун.
— Да погоди, ты! — сердито взглянул на него Иван Степанович. — Пусть выложит, какая такая мысль ему и голову стукнула.
— Не здесь, — Юрий покосился в сторону проходивших мимо пленных. — Давайте руки помоем... А ты, Петр, припомни, какая максимальная скорость... у танка. Должен знать.
Он бережно спрятал в карманы не принятый товарищами хлеб и направился к умывальнику.
— Идем, — сказал Шевелев. — Послушаем...
И вот они трое рядышком, моют руки. Юрий в середине.
— Ну вспомнил, Петр? Какая максимальная?
— Ты дурочку не разыгрывай, — злобно блеснул на него глазами Годун. — Это тебе не кинокомедия. Утопят в дерьме, узнаешь какая...
— Шестьдесят километров, — повернувшись к Шевелеву, сказал Юрий. — А сколько мы с вами можем пройти за час? Километра четыре — не больше. Ну, пять от силы. Три часа, пятнадцать километров — и выдохлись. Так ведь?
— Так. Не тяни. К чему это?
