Кира Петровна добровольно заточила себя в четырех стенах. Если одинокая соседка приглашала ее почаевничать, отказ был суров и краток. «В подруги набивается, – презрительно бросала Кира Петровна недоумевавшей Асе. – Потом ко мне в гости запросится. А нужна она мне, старая сплетница?…» Какой-то восьмидесятилетний чудак, кстати, к Асиному потрясению, не единственный, предложил «Кирусе» руку и сердце вместе со своей жилплощадью. Но был заносчиво отшит. Тогда не привыкший сдаваться седой воин извлек из нежной души призыв к дружбе. «Выпить не на что? Носки постирать некому?» – прямо спросила Кира Петровна. Дед ретировался, бормоча: «Правильная женщина».
Даже юбилей своей почты Кира Петровна проигнорировала. «Нечего мне там делать, никому я не нужна». – «Так зовут же, благодарят за доблестную тридцатилетнюю службу», – совал ей в руки приглашение Саша. «Разоденьтесь и идите. Людей посмотрите, себя покажете», – подлизывалась Ася. «Людей я всех как облупленных знаю. А показывать свою старость не желаю. Не пойду», – отрезала Кира Петровна и сутки плакала в своей комнате.
Марта Павловна помимо отдельных людей водила дружбу с целыми их объединениями. Она откликалась на призывы библиотекарей и всяческих массовиков-затейников из общественных организаций, врачей больниц, в которых приходилось лежать, директоров домов отдыха, в которых доводилось отдыхать. Она рассказывала о живописи, художниках и шедеврах ветеранам и инвалидам, больным и отдыхающим, учащимся школ и изостудий. В этих самых домах отдыха пожилые люди ходили за ней толпами и, тыча пальцами в бумагу, по-детски радовались схожести рисунка и натуры. Марта Павловна умела их заставить не мешать, дожидаться ее в холле и потом играть в узнавание окрестностей с листа.
Зимой она собралась в подмосковный Дом творчества поработать. Даже Асе эта идея показалась экстравагантной.
– Да я и не хотела, – весело объяснила Марта Павловна. – Сын настоял. Во-первых, говорит, это наверняка последняя бесплатная путевка. Во-вторых, три холодных месяца без хозяйства.
Асе стало неловко. От ее физической помощи Марта Павловна неизменно отказывалась, искренне поблагодарив:
– Спасибо. Но я не хочу ни нарушать собою ваши планы, ни становиться их частью. Я сама справлюсь.
И справлялась. То, что никогда не произносилось вслух, но подразумевалось ее сыном, было таким простым и жестоким, таким естественным и непоправимым – матери надо подкормиться. Ася пыталась приносить Марте Павловне продукты, но та ни куска не взяла. А сама всегда старалась угостить: хоть чаю свежезаваренного, хоть сушку. И все конфеты, соки, фрукты, которые знакомые запихивали в больничные передачи, когда художница серьезно хворала, приносила домой и откладывала до прихода Варюши и подобно ей недокормленных детей.
