Девушка, замерев, различает нас на песке и смеется:
— Мудаки!
Уходит из кадра.
— А я знаю, как ее зовут, — произносит вслед Карамзин.
— Откуда?
— Просто знаю. Ее имя — Румина. Нравится?
— Очень.
— Сам доволен: придумал это имя секунду назад. А хочешь узнать, когда она умрет?
— Когда?
— Когда ты ее убьешь.
— Ты сумасшедший все-таки.
— И это приказ мой — убей!
Я ищу пальцами любимую прядь на затылке, но тщетно: вчера бабушка очень коротко меня подстригла чугунными ножницами.
— Убей, я сказал!
— Как?
— Хорошо, что спросил. Значит, верно мне служишь. Ты убьешь ее страшно, так что мир содрогнется. Эту казнь еще надо придумать. Купаться?
Катуар, не гони! Я едва поспеваю!
Мы едем на велосипедах мимо краснокирпичного дома с горгулиями в овальных нишах. Ночью их угрожающе подсвечивают — так дети пугают фонариком, направляя лучик от подбородка вверх. Вспоминают о грядущей преисподней.
— Марк, куда ты меня везешь?
— В монастырь.
— Интересный поворот сюжета. Что это за бульвар? Сансет?
— Откуда ты знаешь?
— Что?
— Да, я именно так его называю. Но никому не говорил!
— Бенки мне все рассказал.
— Ты и его подкупила?
ТИТР: СРЕТЕНСКИЙ БУЛЬВАР, ВРЕМЯ 23.46. СЕЙЧАС ЧТО-ТО БУДЕТ.
Хрусть! Мы с Бенки падаем набок, переднее колесо продолжает безвольно крутиться.
— Марк, что с тобой?
Я высвобождаюсь от сбруи безвольного Бенки, быстро отряхиваю старые джинсы.
— Нас подстрелили индейцы… Бенки… мой верный Бенки…
Катуар спрыгивает с седла, поднимает выдохшегося Бенки, гладит его по цепи.
— Цепь слетела. Бедный старик! Марк, ты вообще хоть раз цепь смазывал?
— Нет. А чем ее надо смазывать? Кремом для рук?
— Маслом.
— Каким маслом?
— Я подарю тебе. Теперь нужны инструменты. Пассатижи хотя бы.
— Что?
— Пассатижи, — Катуар смыкает большой и указательный палец. — Инструмент такой.
— И где их взять ночью на бульваре?
— Нам далеко еще?
— Нет, близко совсем. Пойдем так.
Мы удаляемся, два пеших всадника, камера — вверх, над домами и мой голос за кадром.
Когда я приехал в Москву, город был темный, только глаза сверкали, только шампура блестели.
Со мной еще не было Бенки, не было Ами, мне не с кем было говорить, некому продать свой талантик. Вся компания — Лягарп в чемодане под кроватью и еще Бух, долговязый зануда с потными майками.
— Кто такой Бух? — Катуар перебивает меня.
— Историк-баскетболист. Очень важный персонаж в моем сложном сюжете, но пусть появится позже.
Я тогда забирался на крыши домов. Все чердаки были неприветливо открыты. А если и нет, ничего не стоило оторвать замок вместе с ветхими ушками, которые облегченно расставались с гвоздями-склеротиками.
