— Марик, что с тобой?
— Я не…
Я не в силах сдерживать теплую лаву. Она вырывается из жерла и заливает маленькое черное платье. Просительница визжит.
Дура, я щедро забросал ее дарами драгоценного чрева. Марка утробный автограф. Радоваться — а не содрогаться.
Но как пусто теперь на душе.
Да, уже точно на НАТ. Где к ограде прикован мой Бенки.
Меня провожают пустыми глазницами погибшие жители подземелья.
Я потерял ее, Бенки. Утратил мою Катуар. Зацепился за этот нос, споткнулся. Очнулся, гипс. И только липы цвели в чахлом дворике, пахли тоскливо. Да икота осталась на память.
Хотя, Бенки, я верю в сюжет. Он помилует и спасет. Я снова увижу ее. Йо-йо.
Ты слышишь, Бенки?
— Прости, брат, меня Тимур зовут, а не Бенки.
Водитель такси поворачивается, и на его щеке прерывисто бликует бледный красный отсвет.
— Не брат ты мне. И не с тобой я разговариваю, Тамерлан мой пассионарный. А с велосипедом своим. Его зовут Бенки.
Утро.
Еще одно утро.
Еще одно.
Я сбиваюсь с пульса. Лежу, считая блестящих идолов, что возвышаются на секретере у темно-зеленой стены. Первый, второй… Между первым и вторым перерывчик небольшой.
Ах, секретер мой, секретер! Антикварная вещь, красное дерево, начало XIX столетия. Золотой век. Слаб человек. Сладкоголосый дизайнер убедил меня, что только на таком секретере будут выгодно смотреться все мои призы. Третий, четвертый. Стоил он, как опрятный домик с палисадником на берегу Леты. Я поверил дизайнеру. И цветочной инкрустации шифоньера. Кажется, это ирисы. Пятый, шестой. Ботаник из меня никакой.
И еще есть бюро той же благословенной эпохи. Оно там за головой, я не вижу его. На нем холодеет сомкнутый ноутбук, рядом — черная мраморная ваза, заполненная до краев сухим и нежным песком. В бюро много увлекательных ящичков. В первом — усыпальница былых договоров с кинокомпаниями. Во втором и третьем — хранилище ветхих тетрадей и листов с вечно живыми сюжетами, зарисованными моими крошками-иероглифами. В четвертом — лишь сложенная карта Италии, но если ее расстелить на полу, она станет пышным ковром. В пятом — житейские мелочи: скрепки, монеты, бесцельные визитки, два паспорта, три церковные свечки, фотография молодой Ами, которая некогда одиноко стояла на прикроватной тумбочке Сталина, вырезанная из газеты заметка «Молодой сценарист мечтает о дорожке» — первое упоминание меня в истории. И еще последнее письмо бабушки, которое я до сих пор не прочитал, — значит, Бенки, прочитаю тогда, когда это понадобится для сюжета, а пока будем помнить о нем. В шестом… нет, надоело.
