Она слушала, как люди, особенно молоденькие девушки на конюшнях, судачат о нем. «А правда, что он даже богаче шейха Надима?», «Он самый красивый мужчина, которого я когда-либо видела, но почему он не появляется на конюшнях?» Этот последний вопрос мечтательно задала девушка, которая только что вернулась из замка. Джамиля ничего не успела ответить, потому что вдруг заговорил ее первый помощник Абдул:
— Он шейх. Он поступает, как считает нужным. А нам надо работать.
Джамиля испуганно посмотрела на Абдула. Он был самым тихим человеком, которого она когда-либо знала. Он работал на конюшнях очень давно и очень редко разговаривал.
Девчонки моментально исчезли, а сам Абдул сразу же покраснел и извинился перед Джамилей. Она отмахнулась от его извинений, но не могла понять, откуда вдруг взялась эта страстность, с которой он бросился защищать Салмана. Да и отчего, собственно, его защищать?
Джамиле было плохо. Она злилась на себя за то, что постоянно думает о Салмане. Она встала с кровати, разделась и направилась в душ. Она стояла под ледяной струей до тех пор, пока зубы не застучали, словно это могло заставить ее чувства замолчать.
— Ты ужинаешь со мной сегодня. — Это прозвучало как приказ правителя Мерказада.
Если бы это был Надим, Джамиля немедленно сказала бы «да». Но это был Салман, и ее рука, в которой она держала телефонную трубку, немедленно вспотела.
— Почему это? — насмешливо спросила девушка.
Салман вздохнул, и кожа Джамили покрылась мурашками.
— Потому что нам надо кое-что обсудить.
— Мне нечего обсуждать с тобой.
— Ты оказалась права. Хоть я и правитель, без тебя тут ничего не решается.
У Джамили не было сил на злорадство, она только тихо сказала:
— Я же говорила, нужно, чтобы они уважали тебя.
— А еще мне нужно увидеть тебя до рассвета…
Джамиле чуть не стало плохо, когда она услышала эти слова.
— …чтобы обсудить одно государственное дело. Или, может, мне побеспокоить Надима и его беременную жену?
— Нет, ни в коем случае, — немедленно ответила Джамиля. Она не сомневалась, что Салман не постесняется их побеспокоить. — Я заканчиваю работу в семь, а с тобой мы увидимся в восемь.
— Хорошо, — ответил Салман, — буду ждать с нетерпением, Джамиля.
Девушка с грохотом уронила трубку и прижала руки к горящим щекам. Она вспоминала недели, проведенные с ним в Париже, и клялась себе, что никогда больше не допустит Салмана в свое сердце. Однако несколько часов спустя, сидя в личном сьюте Надима, в котором разместился Салман, Джамиле с трудом удавалось сохранять чувство равновесия. Он сидел за столом напротив нее в черной рубашке и выглядел еще опаснее, чем всегда.
