Когда он скрылся за моей спиной, я даже не стал оглядываться — я был увлечен трепыхавшейся Жанной. Ее живая ртуть (пусть уж так называется это душевное вещество) мерцала, переливалась как-то — не могла остановиться.
— Жили мы, — сказала Жанна что-то не совсем определенное. Жила ли она с этим стариком, когда тот был молод? Была ли она с ним жива, а потом сделалась унылой старухой?
С того времени я не перестал звать ее «тортиллой», но слушал уже куда с большим вниманием.
— Меня завораживает способность любить. Такое не каждому дается, — пояснил я приятелю. — Есть люди-чурки, которые к чувствам неспособны. Они рождаются готовыми железобетонными блоками. А есть люди-чувства, и никогда не знаешь кто — где.
— В какой тортилле, — насмешничая, заключил он. Сам, кстати, немолодой, а временами не по возрасту влюбленный.
Я вспомнил о ней в ресторане. Мы сидели с новым знакомым, он рассказывал о своих подопечных.
— …Знаешь, какие они письма пишут? — кипуче говорил он. — Мужчины так не пишут, у них все проще и скучней. А женщины… У них такие истории, мама дорогая…
Я с трудом мог представить, что моя бывшая соседка тоже может пылко писать, но возможности такой все же не исключил. Мало ли…
Соседка была белая и бледная. Лет сорока. Казалось, что она все время стесняется, спрятаться хочет, но не получается, и потому эти мелкие шажки — то в сторону, то немного назад, когда встречаешься с ней лестничной площадке, — и голос шелестящий, сконфуженный немного, и юбки шерстяные во все времена года, клетчато-бежевые.
Немного испуганная, но для соседства чрезвычайно удобная. Стены между квартирами были не слишком толстыми. Слева или стучали, или ругались, над головой вечно цокали каблуки и текла вода, а справа даже телевизора слышно не было.
О себе соседка напоминала редко и однообразно. Временами сквозь стену просачивался тихий стон. Я не сразу понял, что это песня. А для того, чтобы распознать ее, мне понадобилось как-то проснуться среди ночи: «…есть город золотой с прозрачными воротами и ясною звездой». Я был уверен, что звуки издает не компакт-диск, а пластинка. Крутится тарелочка на старом проигрывателе, а проигрыватель стоит в нише старомодной стенки — там, где должен бы находиться телевизор; ночь, соседка слушает любимую песню, думает о чем-то трепетном — с этим и заснул опять, а позднее уже безошибочно угадывал, когда за стеной разливается лирика — то поздним вечером, то ночью, а то и утром рано-рано.
