Марьяна-большая всегда все знает, на любой вопрос у нее есть аргументированный обстоятельный ответ: и на вопрос, почему обрела, и на вопрос, почему утратила…
Следующей явилась Зина в ярком бирюзовом кушаке.
— Красивый ремень, — сказал Коля, который подарил ей этот аксессуар на последний день рождения.
— А-то, — сказала она и с зычным «здрасте» промаршировала к столу. — Того, — повелела она. — Этого, — а еще протянула бокал.
Мы с Колей кинулись ухаживать за Зиной. Каждый на свой лад.
Коля плеснул вина, а я протянул тарелку с бумажными полосками, свернутыми валиком.
— Выбирай, — потребовал я Зине в тон.
— Что это? — в удивлении раскрыла она свои темные цыганские глаза, обычно полуприкрытые.
— Поздравления. Я пока по заграницам ездил, русский язык забыл совсем. Позаимствовал, вот, у коллективного разума.
— Из интернета, что ли?
— Я тоже хочу! — закричала Марьяна-большая.
— И я, — не захотела отставать от нее Аня.
— Будет, всем все будет, — пообещал я и в подтверждение своих слов потряс блюдом и впрямь полным бумагой до краев.
— Что пожелать тебе восьмого марта? От жизни каждый хочет своего. А мы желаем тебе в жизни счастья, чтоб понемногу было, но всего… — раскрутив свой валик, громко прочитала Зина.
— Тебе подходит, — сказал Коля.
— Это что ты имеешь ввиду? — сказала Зина с ленивой усмешкой (а Зина всегда говорит с ленивой усмешкой, отчего кажется, что она не живет, а пребывает в перманентном отдыхе).
— Торжество разумного компромисса — мой любимый жизненный принцип, — поспешил сказать я, не желая, чтобы разговор нечаянно завяз в сложных отношениях Зины между мужем, с которым она развелась, но живет вместе, любовником, с которым трахается на работе, а также отпускным любовником и свежеиспеченной влюбленностью. — Анечка, а у тебя что? — я и персиковой гостье предложил блюдо с чужими поздравлениями — основное блюдо, как нечаянно выяснилось.
Аня выбрала самый маленький валик. Может быть, так она свою вежливость обозначает.
— Пусть же в этот день, восьмого марта, жаворонок песню вам споет, лучик ласковый пригреет жарко, и цветок любви ваш расцветет, — звонко прочла она, воздев бровки.
Я засмеялся. Нет, не так. Я заржал — громко и почти по-лошадиному.
— Я б такое ни в жизнь не сочинил. Просто прелесть. «Жаворонок любви».
— Цветок любви, — поправила меня Аня, к слову, редактор по профессии.
— А ты бери самую большую, — предложил я Марьяне-большой.
— Нет, я возьму, что в руку попадет, — она отвернула лицо, а рукой принялась нащупывать в тарелке заветную бумажку.
