— Тебе к лицу развод, — сказал я. — Наверное, активируются какие-то резервы организма.
— Нет, просто последние полтора года мы жили так плохо, что дальше может быть только лучше, — по обыкновению певуче сказала она.
Я ей не поверил: мы пили с ней чай за пару месяцев до того, как она мужа выгнала; Аня цвела и делилась мелочами, которые казались мне верными приметами счастливой семейной жизни. О том, что муж ее крутит роман со своей сотрудницей, Аня еще не знала.
— В браке она была счастлива, а когда развелась, еще и похорошела, — сказал я, параллельно думая, что хорошо бы воткнуть эту фразу ее в какой-нибудь прекрасный текст про современную любовь.
Вторым номером, минут через десять, то есть где-то около полудня, пришла Марьяна-большая.
— Мне подарок преподнесли ночью, — прощебетала она, выпрастывая свое крупное тело из кашемирового пепельного пальто.
— Здорово, — сказал я. — Впереди еще целый день, а ты уже с подарком.
— Мы расстаемся, — синие глаза ее сияли, крашеные черным кудри лохматились, а лицо было, на мой вкус, бледновато.
— Больше не будешь ездить в Ленинград, — я вздохнул. — А попозже он не мог сообщить эту прекрасную новость?
— Я знала, что этим закончится. Мы смеялись всю ночь, — и по таким случаям можно, оказывается, щебетать.
Стали пить вино и кофе, икру на черный хлеб намазывать. С сервировкой мы с Колей постарались: длинный-предлинный стол был заставлен и фарфоровыми тарелками, и кружками кофейными, и бокалами для белого вина; в стеклянной вазочке почивала красная икра, обложенная льдом, на блюде курчавился миндальной стружкой бисквитный торт, а в плетеной корзинке возлежали булочки и круассаны из ближайшей кондитерской. И еще рыба была, и тарелка с колбасно-мясными ломтями. И вегетарианские соусы в судках.
— Не думал, что от расставания можно похорошеть, — эта мысль меня все не покидала. Аня развелась, Марьяна-большая рассталась. И обе прекрасно выглядели.
— Когда это произошло, друзья сразу отправили меня к психотерапевту, — нараспев рассказывала Аня. — У меня тоже родители развелись. Мне тогда было двенадцать, а не четыре, как моему сыну. Отношения с отцом у нас были плохие. И вы знаете, поговорив с психотерапевтом, я села и написала отцу письмо. Всего две строчки, которые я должна была написать, наверное, двадцать лет назад. И стало так легко!
— Мы же все несем из семьи, — с азартом поддержала Марьяна-большая, не забывая с аппетитом кушать. — Как только ты перестаешь действовать, как поступили бы твои родители, то значит, проблема решена.
