потом спрятал.
— Нет ли у вас ломтя хлеба и глотка вина, — спросил Жан.
— Нету. Ничего нету, — угрюмо проворчал Шульце.
Бойзен разглядывал мастера с интересом. Нездешний человек.
Странный. Необычный... Наверное, издалека.
— А откуда Вы?
— Из Парижа. Нынче иду к вам, в Бюргерштадт.
— Куафер, ведь это парикмахер, — задумчиво сказал Бойзен. — У нас в
городе есть один. Старый. Вчера я пришел к нему, говорю: — Сделай мне
модную прическу, с локонами. — А он говорит: — Не умею. — Старый, а
не умеет... А ты умеешь?
— Умею. Я — мастер.
— Слушай! Сделай мне модную! Очень нужно. Вот, Шульце даст мне
грошей 30 из твоего золотого, я заплачу!
Мастер улыбнулся. — Сядьте-ка сюда, поближе к свету... Будет Вам
самая модная прическа, и притом — задаром!
В горячие угли камина Жан положил щипцы, на угол стола поставил
зеркало, — Вам видно? — И полетела над русыми волосами золотая
расческа, «Дзинь-да, Дзинь-да» — зазвенели серебряные ножницы...
Как завороженный, смотрел в зеркало молодой стражник. Он
преображался.
Простоватый парень превращался в природного аристократа, графа.
Его лицо изменялось на глазах. Исчезали забитость, застенчивость,
неуверенность в себе. Проступали легкость, свобода, сознание
собственного превосходства, то, что делает человека аристократом.
21
— Вот это мастер! Ну, дает, — восхищенно сказал бородатый Шульце. —
Ну, Отто, беги свататься прямо с утра! В таком-то виде Матильда тебе
нипочем не откажет...
Слышь, Мастер! Может ты и меня маленечко обкорнаешь? Мне модно
не нужно... До утра далеко, и все равно делать нечего...
— Почему бы и нет? Садитесь теперь Вы... — Мастер Жан неторопливо
обошел бородатого, приглядываясь к нему с разных сторон.
— В вашем лице есть нечто воинственное. — сказал он наконец, —
Начнем!
И уже над головой Шульце полетела золотая расческа, «Дзинь-да,
Дзинь-да» - зазвенели серебряные ножницы...
Бойзен все разглядывал свое лицо в дешевом карманном зеркальце.
Временами он поглядывал на мастера Жана с немым обожанием.
— Готово! — мастер сдернул салфетку. Шульце стал совсем другим.
Узкая бородка, закрученные кверху усы, решительность и непреклонность
во всем: Офицер, да и только!
— Разрази меня гром, — воскликнул он, глядя в зеркало. — Сегодня же
Капитан городской стражи назначит меня Сержантом! Да теперь любой
командир ландскнехтов возьмет меня фельдфебелем! — Он подбоченился,
