Четырежды успели созреть дыни, четырежды поля, поглотив хлопковые семечки, вернули их хлопковым цветком. И на заводе Гани-байбачи четырежды принимали хлопок, и четыре напряженных сезона отработали машины. Капиталы Гани-байбачи четырежды приносили (за редким исключением) все более высокие прибыли.
В свою очередь Нетай, в четвертый раз — считая с последними — сдавши экзамены, окончила начальную школу и превратилась в совершенно русскую девочку.
Миновало еще более года. За неполных шесть лет, прошедших с того дня, как Нетай очутилась в новой семье, и Семен, и ее мать заметно состарились. Особенно подался Семен, который уже не мог ослабевшим зрением уследить за мелкими деталями станка и однажды уже был оштрафован на сорок три рубля за сломанный гребень и, со дня на день слабея, теряя нажитую у хозяев славу умельца, он тревожился, что его не сегодня — завтра прогонят с завода.
Однажды вечером весовщик завода решил задать пир по случаю рождения ребенка. Наряду с гостями был приглашен и старый Семен, с тем, чтобы похлопотал по хозяйству. Помощь его впрямь пригодилась на столь большом торжестве. В награду и ему досталось угощенье. Вместе с кучером Гани-байбачи и его джигитом — телохранителем Палваном — приземистым крепышом с открытой грудью, на каждом плече которого могло бы усесться по человеку, — устроились втроем в чистом углу конюшни — ели, пили, распалили головы… Рассказывали были и небылицы, подвернулась к слову история Дукчи-ишана, и каждый поведал о «диковинках», которые видел. Все, что говорилось, кучер перетолмачивал то на русский, то на узбекский, с грехом пополам растолковывая суть либо Семену, либо Палвану. Семен, разгоряченный угощеньем и в простоте сердечной, выложил также историю своей дочери Наташи…
Палван, однако, не слишком вникал в разглагольствования Семена и лишь время от времени взглядывал на кучера.
— Коль сам не объяснишься с этим негодником, моя не понимай, ха-ха-ха, — посмеивался он. Когда же Семен закончил рассказ о дочери, он оживился, уселся поудобней и приступил к кучеру:
— Втолкуй ему, эй, растяпа, скажи, Палван, мол, скоро в Ташкент едет, а когда вернется, мол, снова посидим вот так же. Палван, скажи, едет в Ташкент бороться с Ахмед-палваном. Скажи, растяпа, если бог, мол, пошлет удачу, большое угощенье задам. Ну-ка, растяпа, попробуй-ка, переведи своему бабаю…
Спустя три месяца после торжества, однажды утром кто-то постучался в двери Семена. Отворил. Посетитель оказался долговязым детиной с тощим лицом, острым носом, глубоко посаженными глазами, одетый в расшитые сапоги и несколько слоев бекасамовых халатов, перепоясанных поверх двумя-тремя шелковыми платками.
