В 60-70-е годы XIX века о нем как о казанском губернаторе говорили по всему Поволжью.
Скарятин отличался особой неуемностью своего деятельного характера, которая нередко переходила все пределы дозволенного и общепринятые условности. А выливалось все это в лавины разносов, которые обрушивались на головы нерадивых чиновников как лиц, несущих определенную службу и допускавших в ней существенные огрехи. О «зверствах» и «грубости» казанского губернатора ходили легенды. Одно появление на улицах города губернатора в маленькой одноместной пролетке, которую называли не иначе как «эгоистка», ввергало в пучину страха и трепета любого полицейского.
При всем этом в частной семейной жизни он слыл аристократом и джентльменом. И в этом немалую роль играла добрая и любимая всеми жена его Прасковья Ивановна. Удивительно было то, что несмотря на все его самодурство, грубость и «забвение человеческого достоинства в подчиненном», казанские обыватели относились к нему без озлобления и даже с некоторой долей симпатии. Ведь такого образцового порядка, как при Скарятине, город не знал никогда. Характерной чертой в административной деятельности Николая Яковлевича было четкое и обязательное выполнение данного обещания.
Однажды Николай Яковлевич прослышал, что один из становых приставов (стан — административно-полицейский округ в уезде) получил взятку в виде огромного ведерного самовара. Мздоимец был вызван в Казань к губернатору вместе со злополучным самоваром. В приемной Скарятина на глазах многочисленных просителей и чиновничества становой просидел с самоваром на руках более трех часов, испытывая неимоверные физические и в большей степени моральные страдания. Когда руки наказуемого уже не держали самовар, а сам он чуть не терял сознание от стыда, появился СКАРЯТИН.
Николай Федорович с присущим ему артистизмом стал расспрашивать, что это за самовар и почему он держит его в руках, не получил ли он его в наследство от своей мамаши, при этом давал нелицеприятные характеристики последней….
Страсть закипала в крови энергичного Николая Яковлевича, когда он узнавал об очередном пожаре. Забывая о своем высоком чине и положении, он вскакивал в «эгоистку» и стремительно мчался на пожар, где активно участвовал в борьбе с огнем, выполняя подчас обязанности брандмайора.
С провинившимися чиновниками губернатор разбирался быстро и строго. Чаще всего увольнял по «страшному» третьему пункту, то есть без права возвращения на государственную службу.
