Члены семьи Лепеллетье не скупились на комплименты Верлену, как и родственники Шарля де Сиври, который пригласил свою мать и сводную сестру Матильду Моте де Флервиль, пятнадцатилетнюю девушку, которой только и было дел, что веселиться.
Предсказание Лепеллетье сбылось. Верлен очень быстро подружился с Сиври. Тот вскоре познакомил его со своим сверстником Люсьеном Виотти, другом семьи, с которым он учился в Шаптале>[113]. Люсьен занимал скромную должность в «Западной железнодорожной компании». Верлен и этот сдержанный юноша с правильными чертами лица — в детстве он, наверное, был очень красив>[114] — стали большими друзьями.
В этом году каникулы, начало которых он провел в Леклюзе, очень напоминали Полю парижскую жизнь. Да! Прошлое уже не вернуть! В непринужденном стиле Верлен, по просьбе Франсуа Коппе, описал маленький парк, вид которого еще два года назад заставил кровоточить старые раны: «Этот край самый равнинный во всей Франции. Там растут свекла, маки, маки, свекла и еще несколько деревьев. Однако здесь, в Леклюзе, совсем рядом с нашим домом есть маленький лесок, очень милый. Там я провожу отпуск, с трубкой во рту, не прикасаясь к перу. Вы понимаете». Поэт признается в том, что поучаствовал «в грех попойках подряд», и изображает себя путешествующим из деревни в деревню с тростью в руке, в старых брюках, в мерзкой блузе и с «уродливой соломенной шляпой на голове»>[115].
Отправившись затем в Пализёль, он не преминул посетить часовню Сен-Рош, куда, как уже упоминалось, молодые девушки приходили молиться, прося о муже. Но Поль просил святых уберечь его от чумы брака, так как тетя Луиза твердо решила племянника женить — о ужас! — на девушке по собственному выбору, чтобы лучше его контролировать.
Избежав опасности, Поль поспешно вернулся в Париж, чтобы вновь занять свое место в оглушительном водовороте жизни.
Именно тогда открылся салон Нины, куда, как мухи на мед, слетелись поэты и художники Монмартра и Латинского квартала.
Шарль де Сиври так рассказывал о своем первом посещении салона в компании с Верленом и Лепеллетье: «Дверь открыла маленькая женщина с красивым алжирским профилем, огромными глазами, одетая в красный пеньюар, со знаменитой брильянтовой эгреткой[116] в волосах. Это и была Нина».
Она схватила его за руку: «Это вы Сиври? Быстро за фортепьяно. Вы нам сыграете „Носорога“»>[117].
Дочь лионского адвоката Жана-Жозефа Гальяра (который просил называть себя де Вильяр — его мать была урожденная Вильяр), двадцатипятилетняя Нина жила отдельно от мужа, Эктора де Калльяса, журналиста отдела светской хроники, заядлого алкоголика, за которого она вышла замуж четыре года назад. Постоянно взбудораженная и немного сумасшедшая, она принимала огромное количество поэтов и музыкантов. В свою очередь она сама иногда сочиняла стихи и музыку. Обычно такие приемы устраивались по субботам и воскресеньям. Но на самом деле ее квартира на третьем этаже дома 17 по улице Шапталь была открыта всегда и для всех (чтобы попасть туда, было достаточно написать хотя бы сонет).
