Класс даже не шелохнулся. Не последовало того радостного оживления, какое обычно бывает, когда добрые учителя отпускают с уроков раньше времени. Они все до единого знали, что те трое ушли именно за его дочкой, чтобы хоть чем-нибудь да угодить своему учителю. Они не понимали всей путаницы людских драм и решали все вопросы своим детским, очень простым и, как они полагали, очень справедливым способом. Самади это понял. И не мог он не быть благодарным за их участие и не сказать им:
— Спасибо, ребята. Спасибо вам за доброту.
Дома, когда он привел дочку, тетя очень обрадовалась. Обняла ее, расцеловала и, угощая ее невесть откуда взявшимися леденцами, вопросительно взглянула на племянника:
— Ты был в городе?
— Нет, ученики ее привезли.
— А она знает? Небось приедет и еще шум поднимет?
— Знает, но боюсь, что не приедет.
— Лучше бы не приезжала. Дочка ведь тебя любит. Я бы сама…
— Не знаю, тетя. Обидно, если она не приедет, за дочку обидно будет…
Тетя его не поняла.
Было воскресенье, единственный выходной день учителя. Самади поливал деревья из шланга. Левое плечо у него все еще было забинтовано. Он не удивился, когда во дворе появилась его жена. Она была безукоризненно одета, напудрена и при всем том очень красива.
— Где моя дочь? — гневно спросила его с ходу.
— На улице, — спокойно ответил Самади. — С детьми играет.
Она направилась к воротам.
— Зачем? — остановил ее Самади. — Она сама придет.
Жена вернулась.
— Не могли ничего другого придумать! Украли!..
— Нет, — сказал Самади. — Она сама приехала с детьми из нашего кишлака.
— Что они там делали? Кто подослал их, этих беспризорников? Небось испугались, что алименты придется платить?
— Что ты сказала?! — Самади сделал угрожающий шаг вперед и чуть ли не замахнулся шлангом. — Замолчи сейчас же!
Жена мгновенно притихла. Ошалело смотрела на мужа: вроде это был Самади, тот самый, тихий, кроткий человек, какого она знала, и в то же время не Самади, другой — решительный и уверенный в себе.
Во двор вошла тетя с покупками с базара. Увидев невестку, воскликнула с неподдельной радостью (о, женщины!):
— Зарифа, это ты, доченька?! Здравствуй, наконец-то мы дождались тебя!.. — Она обняла опешившую от такого приема Зарифу. — Ты уж Музаффара не вини, у него школа, дети. Хорошо, что ты сама прислала дочку. Мы по вас так соскучились.
…Зарифа открыла дверь комнаты. Неловко ей было входить в комнату, которую она надолго, а может, и навсегда оставила. Увидела свой халат на вешалке — его, оказывается, и не тронули. Невольно сняла его с вешалки, неловко взглянула на мужа — тот стоял у окна и молча смотрел на нее. Зарифа хотела было повесить халат на место, но Самади сказал:
