Ветер забивал дым обратно в горло. Виктор закашлялся.
Оленька посмотрела на него искоса, спросила:
— Зачем ты куришь?
— Вообще.
— Мой папа — летчик. Налетал три миллиона с лишним километров.
— Ну и что?
— Ничего. Он не курит. Зато он настоящий спортсмен.
И вот сегодня с утра Виктор не курит. Пачка сигарет осталась в кармане. Он готов угостить ими любого. А курить зверски хочется. Пусть хочется. Зато через день-два он скажет Оленьке небрежно, между прочим: «Я курить бросил. Как известно, курение мешает спорту».
Виктор посмотрел на сосредоточенно сосущего сигарету Плюху и прерывисто вздохнул. Все-таки зверски хочется курить!
Плюха прикидывал мысленно, что будет Виктору за историю с Амебой. Амеба, конечно, пожалуется Фаине (так звали за глаза директора школы Фаину Васильевну). Фаина спуску не даст. Еще хуже, если Амеба пожалуется завучу, Петру Анисимовичу. Тогда уж совсем хана. Завуч появился в школе недавно, а уж о нем такие страсти рассказывают, что сердце холодеет. Говорят, даже учителя его боятся, слова не могут сказать поперек. Говорят, он начальником тюрьмы раньше был, или конвоя, или еще чего-то шибко строгого…
Взвизгнула дверь. Появился Володька Коротков.
— Так и думал… Дай-ка затянуться!
Плюха молча сунул ему в губы окурок, Коротков посопел, пустив дым носом. Потом сказал:
— К нам Фаина пошла.
— Дуй в класс! — нахмурился Виктор.
— А чего я там не видел. Фаины?
— Взгреет.
— А ей сейчас не до нас. Она твоей особой заниматься будет, — ехидно хихикнул Коротков.
— Плюха, выдай ему!
Плюха поплевал на ладони.
Коротков быстро откатился к двери и пропищал оттуда:
— Звери задрожали, в обморок упали!..
Взвизгнула, захлопываясь, дверь.
— Ох, и зануда, — сказал Плюха добродушно.
— Не зануда, а ехида. — Виктор решительно соскочил с подоконника. — Пойдем, Плюха. С Фаиной надо в открытую. А то хуже будет.
Они постояли несколько секунд у двери класса, прислушиваясь к тишине за ней.
Потом Виктор решительно нажал на дверную ручку.
Фаина Васильевна стояла у стола. В классе было тихо-тихо, так тихо, будто не сидело в нем двадцать семь учеников, а только один Иван Иванович стоял в своем углу и глядел пустыми глазницами на Фаину Васильевну.
Дверь скрипнула резко в тишине, и все головы бесшумно и дружно повернулись к вошедшим. Все, кроме голов Ивана Ивановича и Фаины Васильевны.
— Можно? — спросил Виктор.
— Войди, Шагалов.
— Мы ходили извиняться перед Александром Афанасьевичем.
— Кто это — мы?
— Я и Веселов.
