— Что, сударь, что такое?! — кричали они.
Слава богу, Мирович выдохнулся, так и не попав ни разу по моей физиономии. Он стоял, тяжело дыша и продолжая держать меня — вернее, держась за меня.
— Что вы, сударь? Вы, что, с ума сошли? — кричал я.
— Он… это… был… он, — задыхаясь, выдал Мирович.
— Что — он? — спросил велетень.
— Он… стрелял… в графа, — выдохнул Василий Яковлевич.
— Как это?! — изумились велетень и опухший с некусаным.
— Да вы что, совершенно спятили?! Как я мог стрелять в графа? — заорал я.
Мирович отдышался и, собравшись с силами, вновь ринулся на меня. Но вмешался велетень. Он левой рукой отстранил от меня размахивавшего кулаками Василия Яковлевича, а правой удерживал меня, словно думал, что и я сейчас кинусь в драку со стариком.
— Да в конце-то концов, что случилось? — воскликнул Марагур.
— Я же говорю, это был граф Дементьев, он стрелял в графа Норда, а потом еще и мне рожу разукрасил! — сообщил Мирович.
— Боже мой, Василий Яковлевич, как могло это быть? — изумился Клавдий.
— Не знаю, как, но это был он! Я догнал его и успел оторвать ему воротник! И я б схватил его, если бы не растяпа-солдат!
— Сударь, да о чем вы?! Я проспал всю ночь как убитый! — возмутился я.
— Сейчас ты будешь не как убитый, а просто убитым! — заверил меня Василий Яковлевич.
— Вы говорите, что оторвали злодею воротник? — спросил Марагур.
— Оторвал, — подтвердил Мирович.
— И у графа оторван воротник, это очень подозрительно, — констатировал велетень. — Но он за всю ночь ни разу не покидал палатку.
Опухший с некусаным подтвердили слова Марагура.
— Видит бог, Василий Яковлевич, граф не покидал палатки.
— Это был он, он! — упрямо твердил Мирович. — Я оторвал ему воротник.
— А где он? — спросил велетень.
— Кто — он? — переспросил Василий Яковлевич.
— Воротник, — уточнил велетень.
Мирович пожал плечами.
— Я его выбросил.
— Выбросили! — воскликнул Клавдий. — Corpus delicti![44]
— Слушай, дружище, ты чего тут раскомандовался?! — взорвался Мирович. — Я говорю, это был он! Он!
Лицо Василия Яковлевича исказилось от ярости, однако в голосе уже не было прежней уверенности. Скорее, он возмущался просто от злости. Я решил, что и мне пора внести свою лепту в доказательство собственного алиби.
— Ага! Я это был! И стрелял в графа из пальца! А потом еще и к вам вернулся, вместо того, чтобы сбежать! — прокричал я.
— Это не мог быть он, — произнес велетень. — Только не понятно, что случилось с его воротником.
— Да, это интересно. Куда делся твой воротник? — поинтересовался опухший.
