— Сволочи, кафтан мне попортили, — пожаловался велетень, усаживаясь рядом со мной.
Он даже не запыхался.
— В следующий раз спасайся сам, — сказал он и сквозь дыры в одежде показал мне железные латы. — Впрочем, ты заслужил ногу.
— Ага, значит, оторвешь и оставишь на память…
Господин Марагур расхохотался.
— Слушай, тебе не кажутся эти шарабаны подозрительными?! — спросил я.
— Да что ты, граф? — с сарказмом заявил господин Марагур. — Шарабаны, из которых в меня стреляют, кажутся мне обычным делом!
— Кстати, раз уж мы на «ты», меня зовут Сергеем, — сказал я.
— Клавдий, — представился велетень.
Мы протянули друг другу руки, моя по локоть утонула в его ладони.
— Я вот думаю. Тот шарабан — с мумией — как-то связан с этим шарабаном или нет?
— С какой еще мумией? — спросил Клавдий.
— Когда мы стояли тут у ворот с Василием Яковлевичем, нам навстречу проехал шарабан. В нем сидели какой-то господин и египетская мумия, — рассказал я, вспомнив о том, что Марагур не видел их, потому что сидел, отвернувшись от дороги.
— А Брахмапудра какая-нибудь тут не проезжала?! — воскликнул Марагур. — Что ты мелешь?! Мумия египетская!
— Не настоящая, конечно, мумия, а кто-то, завернутый в золотистую ткань, — пояснил я.
О том, что господин, сопровождавший «египетскую мумию», показался мне знакомым, я умолчал.
Велетень пожал плечами и сказал:
— Возможно, все возможно. Наверно, это была очередная шутка мадемуазель де Шоней. Но! — Он вдруг сделал ударение на этом «но». — Может быть, это и не ее рук дело…
Тогда я не придал значения его словам.
— Кстати, граф… Сергей, я хотел тебя спросить. Ведь ты не помнишь ничего толком?
— Не помню, — подтвердил я.
— Так зачем ты полез в эту авантюру? Чего тебе в Москве-то не сиделось?!
Да, умел господин Марагур не только ответы получать, но и вопросы задавать.
— Как тебе сказать… — произнес я.
— Неужели из-за Аннет? — спросил Клавдий.
— Да, я это делаю ради нее, — признался я.
— Зачем?! — воскликнул велетень.
— Любовь, — ответил я.
А что еще мог я сказать?!
— Любовь! Любовь! — закричал Марагур. — Ну и чудной же вы, люди, народец! Неужели вы и впрямь полагаете, что любовь стоит жертв?!
— Любовь — это счастье, — возразил я.
— Счастье! — взревел Клавдий. — Если тебе оторвать ногу, выбить глаз, а потом отправить в рукопашную схватку, ты будешь счастлив?!
— При чем здесь это? — удивился я.
— Да при том, — заявил Марагур, — что любовь — это война, это бойня, а влюбленный человек — это слепой калека, который лезет в самую гущу и думает, что попадет в райские кущи! А когда опомнится, уже поздно, уже угодил в самое пекло! Шансы вырваться минимальны! И несчастный, знай, крутит головой: где же горнист, когда же он сыграет отбой?! Не понимаю я вас, не понимаю!
