Я снова подобрался к штурмовому орудию. Оно стреляло – как и вчера – только по опознанным целям, с которыми можно было эффективно справляться выпущенным снарядом. Мы приканчивали то, что оставалось.
Мы дошли до следующего перекрестка. Хемпель послал снаряд в сторону боковой улицы слева, где он заметил передвижение противника. Его товарищ на втором орудии двигался справа. В спринтерском забеге через улицу мои люди дошли до домов на другой стороне. Теперь оба орудия были в самой гуще боя. Нужна была хорошая выдержка, чтобы оставаться хладнокровным и не выпускать общей картины боя. Мы благодарили товарищей, которые проламывали путь всем, что у них было, из обоих стволов. Они понимали ситуацию и использовали ее. Они знали, что «Иван» нервничает. Он оттягивался – медленно, продолжая огневое сопротивление. Даже артиллерия противника, чьи снаряды время от времени рвались в секторе боя, не могли оттянуть неизбежного. Поскольку у них не было точных сведений о нашем расположении, большая часть разрывов ложилась слишком близко или слишком далеко. Когда мы, метр за метром, прошли вперед и вышли в центр большого квартала, лейтенант Хемпель просигналил мне, что у него кончились боеприпасы и сегодня он уже не вернется. Он не мог сказать, будет ли он здесь завтра. Я поднял руку над головой в знак благодарности. Наши доблестные союзники скрылись из виду.
Мы не могли на этом остановиться, нужно было дойти до угла квартала, пока русские не заметили изменения ситуации. Пока мы пробивались еще на несколько метров под прикрытием тяжелого оружия, с правого фланга прорвался связной. Рухнув ничком, он тем не менее оказался достаточно близко, чтобы прокричать: «Герр лейтенант, фельдфебель Гроссман убит, командование принял унтер-офицер Роттер».
На несколько секунд я окаменел. Новость ударила меня, как молнией. Но у меня не было времени предаваться раздумьям. У нас был приказ, который нужно было выполнить, – если возможно, то не подставляясь под пули.
Сжав зубы, я помчался к соседнему углу. Навстречу мне, крича, бежали два молодых и плохо обученных судетских немца. На их лицах был написан ужас: «Русские идут! Русские идут!»
Один получил пинок под зад, другой – удар по ушам. Потом я развернул их, крича: «Считайте, что вам повезло, что вы идете обратно на передовую!»
Обер-ефрейтор Диттнер вернулся на передовую с перевязанной рукой. Попади пуля чуть в сторону, он был бы мертв.
– Диттнер, позаботься об обоих. Они потеряли себя.
