– И теперь, товарищи, – кричал с железнодорожной артиллерийской платформы высокий оратор в кожаной куртке, – республика ждёт от вас новых подвигов во славу революции! Да здравствует революция, товарищи!
Комиссар был перепоясан ремнями. У бедра моталась деревянная кобура с маузером. Но обязательная для этого соединения шашка у него отсутствовала. Зато принадлежность к коннице были призваны обозначить забавные кавалерийские галифе, заднюю сторону которых составляла большая, светло-коричневого цвета, кожаная вставка, называемая леей.
Против ожидания оратора никто поддерживать его речь не стал. Суровцеву становилось любопытно наблюдать происходящее. Он насмотрелся и наслушался всяких митингов. И если сразу после Февральской революции и Октябрьского переворота все кричали и аплодировали после любого призыва и лозунга, то теперь люди проявляли заметную сдержанность.
Вдруг толпа оживилась, и гул человеческих голосов, подобно волне, стал нарастать и распространяться, покатившись от здания вокзала по всему пространству, заполненному конармейцами и пополнением. Через живой людской коридор по перрону шагали Будённый и Ворошилов.
– Да здравствует товарищ Будённый! – кричал кто-то.
– Да здравствует Ворошилов! – подхватывал другой голос.
– Даёшь! – кричали все.
Пожалуй, только бывшие офицеры или не кричали, или же вяло обозначали это приветствие. Ворошилов поднял руку. Люди замолчали.
– Продолжайте, товарищ! – крикнул Ворошилов комиссару, стоявшему на платформе.
Комиссар смутился. Что еще говорить, он не знал. Точно желая отчитаться и оправдаться перед командованием Конармии, он отошёл от пушки, стоявшей за его спиной, и стал продолжать свою довольно путаную речь.
– Ивлев, – тихо сказал Будённому Ворошилов. – Главный из присланных комиссаров.
Будённый кивнул и, разгладив пальцем в разные стороны пышные вахмистровские усы, приготовился слушать.
– Польский народ сам не раз изведал иноземное иго. Рабочие, крестьяне, все лучшие сыны польского народа и сейчас изнывают под гнётом своих помещиков и капиталистов! – громко кричал оратор. – Часть из них обманули и заставили обманом воевать против Советской республики. Другая, большая часть, изнывает от польских эксплуататоров в самой Польше.
– Так изныв серденьком сынку, шо аж в Киеву задом сив! – крикнул из толпы какой-то конармейский командир.
В толпе захохотали. Судя по двуременной портупее, по биноклю и по ордену Красного Знамени на груди – это был командир боевой и заслуженный. Не обратив внимания на язвительное замечание этого командира, комиссар продолжал:
