Надя улыбнулась, села рядом с кроватью.
— Жил-был кот в сапогах, — сказала Надя. — Красивый и гордый. У него были большие усы и большая шляпа. А сам он был растяпа: мышей ловить не умел.
— Не умел или не хотел? А чем же он питался?
— Не хотел. Из принципа. Он был очень гордый. Ни за кошками не бегал, ни за мышками.
Юля засмеялась, Надя — тоже
— А дальше что?
— Не помню, это мне сын вчера рассказывал. И все у него гордые: и кот гордым, и заяц гордый, лиса — и та гордая. А у вас детей нет?
— Нет.
— Значит, будут. Муж у вас хорошим. Красивый и серьезный, мне такие нравится. И вас очень любит и жалеет…
— Да, жалеет. Что же там дальше про кота?
— А что же вы… без детей? Если не секрет?
— А он говорит, что я для пего ребенок. А с двумя ему не сладить.
— Ну, а вы? Не хотите пока?
— Почему это вас так интересует? — тон у Юли стал ледяным.
— Да гак, — Надя смутилась. — Просто любопытно, как артистки по этому вопросу рассуждают.
— Артистки рассуждают по-разному.
— Ну, тогда извините. — Надя встала.
— Нет, Надя, не уходи. — Юля схватила ее за руку, опять мгновенная перемена. — Понимаешь, мне кажется, что именито на свете нет. Какие там дети! А в другой раз кажется, что помирать пора. Что скоро я умру, понимаешь? Нет, не в больнице, раньше, всегда, и в детстве так казалось. То так, то эдак, понимаешь?
— Неуравновешенный характер? — сочувственно спросила Надя.
— Наверно. — Юля сползла на подушку. — Ну, что там дальше про кота?
— Да, — Надя постояла над псп, — разговоры-то я зря завела.
— Не уходи, — попросила Юля. — Посиди еще. Расскажи что-нибудь.
Глаза у Юли были тревожные, как будто она хотела спросить о чем-то, но не решалась. Надя могла знать про ее болезнь, могла слышать от врачей. Нет, значит, ничего страшного, если Надя спрашивает про детей.
— Да у меня все неинтересное, — сказала Надя смущенно и присела. — Вы спите лучше, а я посижу, хорошо?
— Буду спать, — согласилась Юля. Повернулась на другой бок. И мгновенно уснула или сделала вид, что уснула, дыхание стало ровным и легким.
Утром в монтажной все началось с того же, на чем остановились вчера вечером. Вероника сидела за столом и показывала ту же шестую часть режиссеру и автору. Комната была залита утренним солнцем, и пришлось опустить штору. Режиссеру мешало солнце. Ему сегодня все мешало, он не мог спокойно смотреть на экран. Все вчерашние авторские придирки были трижды справедливы, а помимо них Сережа еще видел с десяток недостатков, которые автору и в голову не могли придти.
