Сейчас спортсмен ва-Жизд пересечет адъютантскую, приветливо, почти дружески — и уж совсем не уставно! — здороваясь с семнадцатью молодыми, улыбающимися — тоже далеко продуманный штрих ритуала — крепышами, напоминающими в момент шествия скорее его болельщиков, чем раболепных подчиненных, скроется в личных покоях, доступ в которые разрешен лишь двум натасканным на его вкусы денщикам, и через четверть часа преобразится в диктатора ва-Жизда, при котором не то что улыбнуться — вздохнуть лишний раз никто не посмеет и который сейчас опять неумолимо погонит миниатюрный шарик под названием Айсебия, точно играя в айрплей, в чьи-то чужие ворота, которые ему видятся вратами в неиссякаемое райское изобилие, тщетно ждущее своего истинного повелителя и единственного распорядителя.
Но сегодня ритуал получился скомканным, потому что ва-Жизд, как только вошел, сразу увидел ап-Веера и немедленно вспомнил, почему тот здесь: сегодня первое эора и шеф разведки явился к нему на доклад, срок которого был определен еще несколько месяцев назад. Он поискал глазами ур-Муона, духовного направника айсебов и вдохновителя полубредовой, сумасбродной идеи, которая была им принята лишь потому, что не имела конкурентов и почти ничего не стоила тощей казне. Поняв его движение, ап-Веер с готовностью сказал:
— Вероятно, что-то задерживает его…
Вмиг превратившись во владыку космоса, ва-Жизд недоуменно вскинул брови — у кого-то есть дела поважнее аудиенции у диктатора?! — и кивнул на двери покоев, приказывая — не приглашая! — войти. Оторопев от неожиданности и думая, что генерал ошибся, ап-Веер двинулся к кабинетным дверям, но был развернут и переведен на другой курс резким «Сюда!».
Примерно через пару часов он будет в глухой тоске размышлять о неисповедимости причуд властелинов, о ничтожности расстояния, которое отделяет милость от опалы. А пока, оглушенный беспрецедентностью зова, не догадывающийся, чем он вызван, да и вообще ничего не соображающий, ап-Веер шел за диктатором, и на его невольно ссутулившейся спине гроздьями висли восхищенные, смятенные и завистливые взгляды…
Входные двери скрывали нечто вроде прихожей, в которой было еще несколько дверей. Хозяин толкнул одну из них, и парализованный счастливец очутился в покое, имитирующем океанский пляж. С высоченного голубого потолка бил яркий свет дневной звезды ра-Негус (той самой, что на Трафальеруме звалась дарителем жизни всему сущему), жаркий, естественный («Как его сюда затащили? Да и дождь льет с утра…» — возникла в ап-Веере механическая мысль), под ногами рассыпались упругие барханчики белесого песка («Какой же толщины слой?»), лицо обвевал мягкий ветерок, настоянный на терпком запахе водорослей и соленой воды («Неужели это все в резиденции?»), а вместо длиннейшей противоположной стены простирался океан — с бурунящейся окантовкой прибоя, лижущего песок, грохотом волн, криками всполошенно мечущихся птиц и крохотным парусом, уходящим за горизонт («Скинуть бы мундир да в воду, за тем вон парусом!..»).
