— Они — раса викингов со столетними воинственными традициями в прошлом, — согласился Фаллон. — Они думают, что война является мужественной и замечательной.
— Мне показалось, что дочь Тора симпатизирует тебе, Фаллон, — произнес с сомнением норвежец. — Я видел, что ты заинтересовал ее. Возможно, если она полюбила бы тебя, то ее можно направить против предложения Хейзинга?
— Не будь дураком, — парировал американец. — Она и вся остальная часть ее людей теперь думают, что я трус, поскольку я сказал, что ненавижу войну. Мы должны найти более лучший план, который обломает нациста…
Он прервался. Вождь Тир приближался к ним, когда большой зал Валгаллы почти опустел за исключением их.
Тир имел полувыражение отвращения на твердом, седом лице.
— Теперь вы в моих руках, и я буду вас охранять, — прорычал он. — Позвольте мне дать вам справедливое предупреждение — при малейшей попытке убежать, вы будете убиты.
— Это достаточно ясно, — согласился Фаллон. — Но Вы не обязаны содержать нас в той камере снова, не так ли?
Тир пожал широкими плечами.
— Я могу сопроводить вас понаблюдать за нашими воинами на их играх, если вы пожелаете. Или, возможно, даже вид дружественный борьбы вызовет отвращение у такого любителя мира как непосредственно Вы?
Фаллон усмехнулся, но ответил равномерно.
— Мы пойдем с Вами.
Когда они сопровождали закованного в броню вождя сонма богов вниз, к длинному каменному залу, американец задал вопрос ему.
— Тиалфи очень близкий товарищ принцессы Бринхилд?
Тир смотрел на него насмешливо.
— Он надеется стать ее женихом. Хотя я не знаю, почему это должно Вас интересовать, чужеземец.
Фаллон встревожился от этой информации. Он понимал, что сумрачнолицый Тиалфи благоволит предложению Хейзинга. И если человек при этом близок к дочери Тора, он, конечно, повлияет на ее планы.
Ситуация казалась все больше безнадежной, но американец отказался от капитуляции. Так или иначе, сказал он себе в отчаянии, должен найтись путь, чтобы победить злую схему нациста.
Они появились у массивных ворот замка Валгаллы в холодный день. Оглядываясь назад вверх, он был поражен, что цитадель явно сморщилась на утесе скалы, который возвышался далеко наверху.
Хелверсон посмотрел озадаченно на серое небо.
— Я не могу понять, почему есть день и ночь в этой долине, — пробормотал он.
— Если время здесь в сто раз быстрее чем снаружи, то должен быть дневной свет и ночь каждые несколько минут.
— Ты забываешь, что это полуночная солнечная страна, раскинулась далеко на севере от Северного полярного круга, — напомнил ему Фаллон. — День и ночь снаружи — тянутся долгие месяцы. Здесь же они только долгие часы.
