Настя подошла ближе и встала рядом с Шурой. Шура не могла смотреть на пухлое испуганное личико и голубенькую сережку в ухе, ей стало совсем страшно.
— Не вернулись, — сказала она.
— Задержались, — сказал Белобров. — Да ничего не случилось! — крикнул он, видя, как у Шуры исказилось лицо. — Ты погоди, погоди, они там, но все нормально, слышишь, нормально. Они сели, и я говорю тебе, все нормально. Настя, хоть вы ей скажите. Настя, они, понимаете, задание выполнили, героически выполнили, и у них все прекрасно было, но потом… — Он говорил, не понимая, что говорит, не слыша собственных слов, говорил просто в передней, никуда не глядя и ничего не видя.
— Не вернулись, — опять сказала Шура.
— Не вернулись, — одними губами повторила за ней Настя и быстро забегала по коридору, — не вернулись, Сережа мой не вернулся, не вернулся…
В квартиру осторожно протиснулся истребитель Сафарычев. Он жил в этом доме на втором этаже.
— Что, все уже известно? — спросил он, и опять стало тихо в коридоре, только хрустела пальцами Шура да часто открытым ртом дышала Настя. Негромко подвывала электрическая печь в комнате.
Екатерина Васильевна, мать Шуры, надела круглые очки и строго поглядела на Белоброва. По всему видно было, что она плохо соображает и не понимает тяжести случившегося.
— Пойдемте в комнату, — сказала Шура.
Она пошла вперед и села в качалку. Качалка качнулась, Шура сильно оттолкнулась носком туфли и стала качаться, закрыв глаза. Настя ушла на кухню, закрылась там на крючок и сильно пустила воду из крана.
— Шурена, — сказала Екатерина Васильевна, — Шурочка, что с тобой?
Шура не ответила, все качалась…
— Я не совсем понимаю, что случилось, — заговорила Екатерина Васильевна, все так же строго глядя на Белоброва. — Самолет не вернулся, так?
— Ну, примерно так, — не глядя на нее, почти грубо ответил Белобров.
— Но они живы или самолет сломался и с ними что-то случилось? — И вдруг она из-под своих круглых очков подмигнула Белоброву раз и другой.
Было слышно, как внизу подъехал автобус, хлопнули двери, заговорили голоса, потом бухнула дверь парадной.
Сафарычев осторожно дергал дверь в кухню и тихо стучал в нее согнутым пальцем.
Внезапно что-то оборвалось в слабой голове Екатерины Васильевны, она всплеснула руками и, точно разом все поняв, закричала тонко и громко, закричала еще раз и стихла, припав к Шуре старым иссохшим телом, вздрагивая, шепча что-то и захлебываясь слезами.
В прихожей зазвонил телефон, и Шура, отстранив мать, встала и, криво ступая, пошла к телефону. Но звонили по ошибке.
