В среднем весе встретились Трофим Ломакин и американский атлет Джимми Джордж. Ломакин на этот раз превзошел самого себя и надолго стал героем иранской столицы.
Джордж закончил жим, а Трофим еще даже не выходил на помост.
— Ло-ма-кин! Ло-ма-кин! — скандирует публика, вызывая Трофима на помост.
Первый подход. На штанге 135 килограммов. Легко, словно играючи, Ломакин выжимает снаряд. В третьей попытке Трофим показывает 142,5 килограмма. Зал неистовствует. Ведь советский атлет оторвался от Джорджа и очень сильного иранца Мансури на 12,5 килограмма! Шутка ли! В рывке Ломакин и Джордж показывают одинаковый результат — 132,5 килограмма. Толчок начинает Джордж со 160 килограммов, потом два раза пробует 167,5 килограмма, но чувствует, что он морально сломлен. Ломакин же спокойно толкнул 165 килограммов и сразу же попросил прибавить еще 10 килограммов. Это было смелое, очень правильное и мудрое решение. Победа уже обеспечена, теперь нужно было бить мировой рекорд, принадлежавший Томми Коно, который в это время стоял у края помоста и с тревогой следил за происходящим.
Трофим делает подход. Вот уже штанга на груди, но в решительную минуту снаряд не слушается атлета и тяжело падает вниз. Осталась еще одна, последняя попытка. Напряжение достигает предела. В зале наступает волнующая тишина, слышен каждый вздох, каждое даже шепотом произнесенное слово. И вот штанга снова на груди. Сильный, резкий толчок, и она на вытянутых руках. Судьи единогласно утверждают результат, а один из них дает знак опустить штангу. Но Трофим упорно еще держит колоссальный вес над головой. Зал не выдерживает, и буря оваций вспыхивает, заглушая грохот падающего металла. Итак, еще один мировой рекорд-450 килограммов в сумме троеборья.
Наступил последний, решающий день. С утра вступили в бой полутяжеловесы. Аркадий Воробьев установил сразу три рекорда: в рывке — мировой — 145 килограммов, в толчке — мировой — 180 и в троеборье — всесоюзный — 470. Зрители вскочили со своих мест, окружили Воробьева тесным кольцом, каждый хотел получить автограф или просто дотронуться рукой до «железного русского», как они прозвали его.
И вот, наконец, приближался заключительный акт — выступление тяжеловесов. То, о чем я мечтал долгие годы — получить право выступить как равному за сборную СССР, — свершилось. Вот уже старательно и любовно растирает меня массажист. Подходит Куценко и спокойно, как мне кажется, нарочито спокойно говорит:
