— У меня было всего семнадцать долларов. Я намеренно набивал цену, — сказав это, он почувствовал себя глупо, словно мстил ей за недавнее унижение. — Я слишком увлекся, — добавил он, стараясь скрыть свою мелочность.
— Я тоже, — призналась она. — Но это в моем стиле.
— Чертовское упрямство?
— Мой отец говорит «упорство».
Она улыбнулась, открыв ровные белые зубы. Ее улыбка успокоила его, и он почувствовал, как его враждебность по отношению к ней испаряется.
— А что, если б я нагнал цену до сотни?
— Этого я и боялась.
— Тогда бы вы отступили?
— Не хочу даже думать об этом.
Он улыбнулся и двинулся вместе с ней к выходу.
— Почему вы так хотели купить эту статуэтку?
На этот раз она заколебалась, даже смутилась. Он ощутил, что между ними завязывается флирт.
— Это для одной девушки из «Чатем Армз». Я устроилась здесь на лето помощницей пекаря. У нее брат в клубе «Золотые перчатки». А сама она горничная. Зарабатывает совсем не плохо. Мне захотелось сделать ей приятное. Вместо чаевых.
Оливера тронули ее слова, и ему стало стыдно.
— Все равно не стоило разбивать пару. Даже ради благой цели.
Она раскрыла зонтик и ступила под дождь. Он тоже нырнул к ней, хотя вдвоем от одного зонта проку было мало.
— Вы не возражаете?
— Я умею выигрывать благородно.
— А я — проигрывать с треском.
«Чатем Армз» находилась на другой стороне города, и они отправились пешком по главной улице. Его ладонь легла поверх ее, когда они вместе пытались удержать зонт против ветра. Дождь хлестал почти горизонтально, и в конце концов им пришлось укрыться в дверях запертого магазина игрушек.
К этому времени они уже успели обменяться анкетными данными. Ее звали Барбара Ноулз. Она училась в Бостонском университете. В это лето она хотела участвовать в предвыборной кампании Джона Кеннеди[6] против Никсона,[7] но не могла позволить себе работать бесплатно.
— И потом, мне нравится кондитерское дело. Это здорово. И платят прилично.
— Если только не тратить все деньги разом, — он указал на статуэтку, завернутую в промокшую газету.
— Это и вас касается, — она рассмеялась, и он заметил, что глаза у нее на самом деле карие: тусклый дневной свет превратил их из зеленых в золотисто-коричневые.
— Ну, мне просто нравятся старинные вещи. Когда-нибудь им не будет цены. Как вот этим статуэткам.
— Но сыт ими тоже не будешь.
— К сожалению, нет. Так что теперь придется избегать искушений. Лучше держаться подальше от распродаж, — сказал он ей. — Юридический факультет в Гарварде очень дорог. Мои старики вносят плату за обучение, но за проживание я должен платить сам.
