— Ты должен гордиться мной, Оливер. Я теперь каждую неделю поставляю продукты в эквадорское посольство. Они заказали кучу изысканных кушаний в моем исполнении.
Он всегда горячо поддерживал ее кулинарные увлечения и сейчас был крайне удивлен, обнаружив, что почти не слушает жену. Она подошла к своему туалетному столику времен королевы Анны[20] и начала не спеша расчесывать волосы. Она все еще казалась ему какой-то ненастоящей и совершенно незнакомой.
— Я уже было подумал, что ты нашла мне замену, — проговорил он, переводя взгляд на кружевное покрывало на кровати и гору огромных подушек, лежавших у резного изголовья. Одну стену спальни занимал огромный комод в стиле рококо,[21] который они в свое время аккуратно разобрали, почистили и отполировали. Портьеры были подняты, и через огромные — от пола до потолка — окна; из шестнадцати стекол каждое, Оливеру были видны огни машин, которые в большом количестве двигались в этот оживленный час по мосту Калверт Стрит-бридж. В проеме между окнами находился навесной секретер с откинутой крышкой. Барбара обычно использовала его как письменный стол. На его поверхности лежала фотография — они всей семьей в Великом каньоне.[22]
На цветном снимке отвесные скалы были окрашены в оранжевый цвет. На стенах висели фотографии стройных красавиц в стиле арт деко[23] — томных и чувственных. Он стал смотреть на них, но это занятие не доставило ему никакого удовольствия. Наоборот, он снова ощутил чувство опустошения.
— Все-таки не могу понять, почему ты не приехала, — проговорил он, судорожно глотая и обращаясь к фотографиям на стенах. Он, наконец, сделал свой ход в воображаемой шахматной партии. То, что произошло, задело его за живое. Он не смотрел на жену, но безошибочно догадался, что она повернулась к нему.
— Я все время была у телефона, — осторожно проговорила Барбара, в голосе явно чувствовалось напряжение.
— Они окончательно установили диагноз лишь сегодня утром, — он словно выплюнул из себя эти слова, все еще боясь посмотреть ей в лицо.
— Но мне сказали, что состояние у тебя стабильное.
— Но мне было очень больно. Я думал, что умираю.
— Но ты же не умер.
— Ты не могла этого знать.
— Не говори таким прокурорским тоном, Оливер.
Он дал себе отдохнуть, но боль, к его удивлению, не возникала, хотя в желудке появился неприятный холод. Он отрыгнул и почувствовал во рту кислый вкус. Затем посмотрел на нее. Она отвела глаза.
— Если бы на моем месте была ты, я бы примчался в больницу со скоростью света, — его все больше захватывало чувство собственной беспомощности.
