– Окстись, князь! Отколь мне печати твоего батюшки ведомы? Христом богом клянусь – подлинная это грамота!
– Как же тогда он попал в город раньше меня?
Иван слегка улыбнулся:
– Кони у посыльных добрые были… резвее ваших донесли…
Он не отвел взора от гневных очей литовского князя. Потом неспешно разжал кулак и протянул дорогой перстень, снятый с пальца убитого.
– Тот был высокий черноволосый боярин, князь. На левой скуле заметный старый сабельный шрам.
– Наримант?..
Ольгерд еще поизучал лицо Ивана и догадался:
– Так это вы успели округу предупредить? Как звать тебя, удалец?
– Иван, сын Федоров.
– Хорошие у Симеона слуги подобрались… Держи, оставь это себе на память!
Иван поймал брошенный обратно перстень и низко поклонился.
– Так что, воевода, сдаете город? Обещаю взять малый откуп и полон не имать!
Стахий отрицательно мотнул головой:
– О чем хотели – повестили тебя, княже. А город не сдам, у меня поболе тыщи народу на стенах собралось. Пусть мечи нас рассудят. Дозволь отъехать обратно?
Спутники Ольгерда ожидали команды на пленение русичей, но князь молчал. Потом медленно наклонил в знак согласия одетую в бронь голову и развернул коня.
В избе Едиман наконец спросил князя:
– Что там прописано?
– Отца не стало. Убит огневым боем немцами под Байербургом… осаду вел…
– От кого грамота?
– Кейстут повестил. Зовет назад, вокруг великокняжеского кресла возня началась. Брат предлагает мне его занять… Всею своей силою поможет.
Ольгерд произносил все это словно в забытьи. Видно было, что мыслями он уже далеко от московских земель.
– Как порешишь, княже? Что войскам повестить?
Князь очнулся:
– Осаду снимаем. Не нужно зря лить кровь, люди мне дома нужны будут! Посады разграбить и выжечь! Сутки правим тризну по отцу, затем быстро возвращаемся назад. Весь полон вырезать, чтоб не задерживал! Повестить всем: сяду великим князем – одарю каждого ратника! Проклятый город!..
Можайцы потеряли на стенах немало народа. В бронях была только малочисленная дружина, основной отпор дали простые горожане и лапотные смерды да ремесленники из посада и ближайших деревень. Ливень литовских стрел сделал свое дело. Священник ходил с паникадилом вдоль длинных рядов обмытых и одетых в чистое тел, свершая общее отпевание. Слава стояла на коленях подле Оноприя, неотрывно глядя на милое лицо, уже искаженное маской смерти. Глаза были сухи, все слезы выплакались накануне. Андрей находился рядом.
Он словно вновь видел тот миг, когда распаленный боем киевлянин высунулся из-за заборола, перерубая веревку очередной «кошки». Все произошло одновременно: меч опустился на конопляный жгут, стрела вошла в открытое горло. Андрей отдернул начавшее обвисать тело и уже в тот миг понял: ВСЁ! С такою раной живут считаные минуты.
