— Не приезжай, — попросила Валя неожиданно. — Не ходи больше сюда, не надо.
Она подошла к Игорю и взяла его за локоть.
— Ну хочешь, я дам тебе денег. Потом отдашь. У меня есть деньги. Зачем тебе мучиться.
Игорь театрально поклонился.
— Спасибо, детка. Я не инвалид первой группы. И терпеть не могу кредиторов.
Он пропел, дурачась:
Вот стоят у постели мои кредиторы,
Молчаливые Вера, Надежда, Любовь…
Валя молча смотрела ему в лицо.
Разговора больше не получалось, и они вышли из каюты, поднялись на палубу. Было по-прежнему светло, хотя часы показывали поздний вечер. Ветер бил и лицо, швырял горсти сухого, крупчатого снега. Подошел дежурный катер, Валя села в него, и ее белая медвежья шуба заплясала подтаявшей льдинкой на серой, пенистой волне.
Игорь видел, как Валя спрыгнула на берег, подошла к оленю, который, как изваяние, стоял на каменистых голышах, и потрепала его по шее.
Три следующих дня судно разгружалось, и у Игоря было много свободного времени. Он смотрел, как Валя, надев поверх шубы желтоватый клеенчатый фартук до колен, какие надевают мясники, принимала вместе с там бровастым мужиком мороженое мясо. Они и на самом деле походили на мясников — щупали руками отдельные туши, принюхивались, иногда препирались, совсем как на базаре. Некоторые партии оказывались испорченными, и тогда Валя требовала представителя капитана, и втроем, по очереди сжимая окостеневшими на ветру пальцами карандаш, они составляли акт.
Игорь смотрел на эту тоскливую, скучную работу, на Валю в клеенчатом фартуке мясника, среди бесчисленных мясных туш, и ему было искренне жаль ее.
На четвертый день последняя баржа с мясом ушла к берегу, на палубе стало людно, все высыпали посмотреть в последний раз на этот самый Костистый мыс, на Хатангский залив. В толчее Игорь пожал руку Вале, обнял ее за плечи, в душе радуясь, что народу вокруг много и им не придется больше ни о чем говорить. Они сказали друг другу какие-то незначащие фразы, и Валя заторопилась на катер.
Громогласно гукнул корабельный гудок. Загремела якорная цепь. Игорь вглядывался в Валино лицо, которое удалялось вместе с катером, и вот уже стало просто белым пятном. А скоро и сама она, неподвижно стоящая на корме, превратилась в потешную, игрушечную фигурку.
Протяжно запел гудок, прощаясь с берегом, и Игорь будто проснулся. Он весело хохотнул, шлепнул кого-то по плечу и представил себе Невский, шумный, праздничный, и сфинксов у Академии. А это все-таки здорово — топать домой!
