Вернулся Том. Отец Пейдж. Пластический хирург. Санитарка что–то говорила ему. Он встал на колени рядом с моей кроватью, взял меня за левое запястье и приподнял его с постели. Рука показалась мне чужой: я не чувствовал ее, она была просто куском мертвой плоти. Том с озабоченным видом подержал руку на весу, повертел, потыкал по ней пальцем. Без повязки глубокая, воспаленная, рваная рана на ладони имела довольно устрашающий вид.
Том опустил мою руку на постель и подошел к санитарке. Она подала ему штуку, при помощи которой лор–врачи осматривают уши: такой хитрый фонарик с лупой, похожий на обычную шариковую ручку.
– Это только мне слышна песня Майкла Дженсона? – спросил я, но никто не ответил. Том заглянул мне в уши и снова принялся тыкать пальцами по руке. Налил на нее какой–то вонючей жидкости и вколол прямо в ладонь несколько уколов.
– Даниэль, ну успокойте меня! Слышите музыку? – Я даже попробовал напеть ему, но Даниэль только покачал головой.
Появились Пейдж с Одри и стали рядом с проповедником. Я вспомнил лицо девушки, когда она выстрелила из моего пистолета. Какая же она клевая сейчас: брючки в обтяжку, курточка с капюшоном. Она скинула капюшон: покрасила волосы – теперь они стали гораздо темнее, почти черными – а губы такие ярко–красные. Клевая, чертовски клевая…
Я подтянул вверх колени, чтобы поправить одеяло, и посмотрел на Тома: он как раз вытаскивал у меня из ладони какую–то изогнутую железячку размером чуть не с палочку от мороженого.
– Уй!
Хирург посмотрел на меня так, будто сильно удивился, что я почувствовал боль, и вернулся к ране.
– Сделаю тебе противостолбнячную сыворотку.
Подошла санитарка с таблетками на ладони и стаканом воды. Том снова уколол меня.
– Это обезболивающие и противовоспалительные. Еще сделаем инъекцию пенициллина на всякий случай. От лекарств будет хотеться спать, – объяснял Том.
Я проглотил таблетки. Он за это время набрал очередной шприц.
– Что? Еще укол?
Вместо ответа он протер мне ляжку ватным тампоном и всадил иглу.
– Хоть бы разрешения спросили.
В моем положении было даже что–то забавное, будто все это происходило не со мной. Если бы еще поменьше болело, я бы вообще не возражал. Только никто почему–то не смеялся. Одри стояла чуть позади Пейдж и держала ее за плечи. У обеих лица были взволнованные, но у Пейдж – особенно. Ей, кстати, очень шло.
– Пейдж, нужно присмотреть за Джессом, – сказал ей Том.
– Конечно!
Она подошла и села на пол рядом с матрасом, на котором я лежал: справа, подальше от моей страшной воспаленной руки. Я показал Даниэлю поднятый вверх большой палец: мол, доволен, как слон. Он улыбнулся из–под бинтов.
