Матвей Муравьев пишет мачехе подробный отчет о празднике:
«Спешу вам сообщить, дорогая мама, что 26 числа прошедшего месяца я видел (сестру) Аннет в Кибинцах; она чувствует себя хорошо, как и ее маленькая семья. 26-го — день св. Дмитрия, и хотя г. Трощинский был настолько нездоров, что не мог выходить из своей комнаты все дни, стечение гостей не было от этого менее многолюдным. Появился там и Репнин со своею свитою».
Генерал-губернатор, заметив своего бывшего адъютанта, вдруг, при всем народе, протянул руку и сказал:
«Можно сделать несправедливость в отношении человека, но если его уважаешь, то будешь всегда готов ее исправить». Это событие повергло «в остолбенение» многих гостей. Матвей Иванович сразу делается героем праздника, и льстивый хор предсказывает новую карьеру.
Заканчивая письмо к мачехе, Матвей сообщает: «28-го (в день ангела Прасковьи Васильевны) я пил (в Кибинцах) за ваше здоровье и делал это не один: мадемуазель Гюене присоединилась ко мне».
«При Трощинском находилась внучка его, княжна Хилкова, которую он очень любил и которая несмотря на детский возраст свой, оставаясь совершенно одна при нем, развилась и начала жить слишком рано.
Хотя она не была так хороша собой, как мать ее, но миловидностью, добротой сердца и необыкновенной грациозностью не менее матери сводила с ума всех молодых людей.
Но это-то и послужило ей к большому вреду — характер ее испортился, она в свою очередь сделалась большой кокеткой.
При ней хоть и была в то время очень хорошая гувернантка, швейцарка мадемуазель Гюене, но сколько ни старалась, не могла ее исправить от ее дурных наклонностей. Иностранку эту я очень любила, как умную и образованную женщину, и всегда с удовольствием проводила с нею время».
Обе женщины, о которых рассказывает их соседка Софья Капнист, видят триумф Матвея Ивановича, и присутствие одной из них имеет для него особенное значение.
Брат Сергей, давно уже не «младший», наставляет старшего:
«В отношениях с молодой особой сохраняй приветливость, достоинство, любезность и веселость. Особенно не старайся слишком руководить и наставлять ее в ее поведении. Ведь ты не можешь ей все сказать, а при таком количестве устремленных на вас враждебных глаз это скоро будет замечено и истолковано превратно».
Почему же нельзя все сказать? Девица, кажется, имеет недостатки, которые, может быть, считает достоинствами, и пресных нотаций не примет… Но почему же столько враждебных глаз? Вероятно, могут приписать Матвею корыстные намерения…
