— А я как раз ему крестным отцом довожусь…
Витольд, улучив момент, снимает шляпу и пожимает дяде руку.
— Спасибо вам, дядя, что вы моей Ане крестным отцом быть согласились. Мы все ждали, пока приедете, не крестили…
— А где же мать малышки? — интересуется приезжий.
Только после этого осмеливается подойти к знатному гостю Ядвига. До этого она держится в сторонке.
— А откуда она? Из чьих будет? — спрашивает «американец», внимательно разглядывая лицо молодой женщины.
— Да от соседов наших… — торопливо поясняет Казимеж, точно боясь, что кто-нибудь из присутствующих опередит его и скажет не то, что нужно.
Представив всех, Казимеж считает встречу оконченной и кивает сыновьям, чтобы взяли чемоданы. В это время к станции подъезжает злополучное такси. Казимеж, весело кивнув в его сторону, говорит несколько нараспев [2]:
— Вот черт! Американская машина, а сломалась! Встала посередь дороги, и ни туды, ни сюды. Через это мы и опоздали…
Приезжий окидывает взглядом горизонт: впереди, на полях, золотятся снопы, справа чернеет полоса леса, слева пестреют мозаикой яркие крыши местечка.
— Длинно здесь… далеко до вас, — поправляется гость, чувствуя, что сказал не то слово.
— В ту-то сторону небось дальше ехал! — живо откликается Казимеж.
— Why?.. Чего?..
— Так ведь из дому ж бег…
— Из дому… А где твоя дом?
— Сейчас увидишь… — Казимеж машет в сторону местечка.
Он не замечает горькой улыбки на лице брата. Разговор, который они ведут как бы между прочим, стоит им больших усилий.
«Американец» не желает садиться в такси, хотя туда уже уложили его чемоданы.
— Мы… идти… — чуть улыбается он. — Смотрейшен, на какие земли ты сменил наши Крушевники. — Приезжий говорит с трудом, явно подыскивая польские слова.
— Кружевники, — поправляет его младший брат. Хотя они и остались на востоке, но для нас-то они теперь здесь, где сейчас живем. Помнишь, как наш тятя, бывало, говорил: «Ежели тебе охота придет с места стронуться и будет та охота сильнее тебя — уступи ей. Иди, но большие города обходи сторонкой, а селись в тех, что поменьше, и селись с самого краю, чтоб прохожие у тебя про старосту спрашивали, а не у старосты про тебя…»
— Yes, тятя так говорили, но тятя остались там, в Крушевниках…
— В Кружевниках, — снова поправляет Казимеж своего седовласого брата и низко кланяется ему.
Из дома с надписью «Починка обуви» выходит мужчина в кожаном фартуке. Казимеж шепотом поясняет:
— Это войт* наш. Он тут, в Рудниках, первый войт был.
