И еще синяки над глазами не прошли. Опухлости немного уменьшились, а синева хоть и пожелтела по краям, но в середине стала еще гуще. На носу ссадина, на губе поджившая трещина, на подбородке сбитость. В общем, видок у меня еще тот. Именно это и давала понять мне Настя своей ироничной улыбкой. Дескать, хоть и не красавец я, но ей нравлюсь.
На ней был медицинский халат, но и платье под ним тоже белое, причем облегающее и чуточку прозрачное, длиной выше колена. Выглядела она в нем очень соблазнительно.
— Не помешаю? — спросила она.
Я лежал на заправленной койке, в шортах и футболке. Надо было бы подняться, но я подвинулся, освобождая вторую половину койки. Дескать, не помешает она, как раз наоборот.
— Ты как нельзя кстати.
— Это что, шутка такая? — скорее в шутку, чем всерьез, возмутилась она.
— А если я по тебе соскучился?
Понятное дело, в каждой шутке есть свой предел. Тем более Настя — чужой мне. в общем-то, человек. Более того, мы по разные стороны баррикад. Поэтому я стал подниматься, опуская ноги на левую сторону койки, но она вдруг села на кровать слева от меня, рукой коснулась моей груди, призывая вернуться на место. Я повиновался, но лег так, чтобы не касаться ее. Хотя чего уж греха таить, захотелось вдруг лечь на бок. животом прижавшись к ее спине, обнять… ну и так далее…
Палата у меня на четыре койки, но соседей не было. И я даже догадывался почему. Кто-то договорился с врачами, чтобы я оставался в гордом одиночестве. Ремезов в городе личность известная, как бы не попался мне сосед, который хорошо его знал. Как бы я выспрашивать о нем не стал… Мало ли. вдруг узнаю о нем что-нибудь компрометирующее.
— Тебе лежать надо, — сказала Настя.
Она села боком ко мне, и ее левое бедро оказалось на моей койке; голень под прямым углом свешивалась вниз. Колготок на ней нет. нога загорелая, гладкая как шелк. И я почти уверен был в том, что Настя не скинула бы мою руку, если бы я вдруг рискнул погладить ее коленку.
— А если хочется подняться?
— У тебя сотрясение мозга, перелом челюсти.
— Это намек?
Я все-таки рискнул и ладонью накрыл ее коленку.
— Может быть еще хуже, — язвительно и даже злорадно усмехнулась она.
Но руку с коленки не столкнула. И тело ее заметно напряглось — в предвкушении продолжения. Ведь если я настоящий мужчина, то, сказав «а», обязан произнести «б»… Только вот готова ли она совершить со мной путешествие по всему алфавиту? Вдруг ее интересуют буквы «р» и «с»? Развод с женой и свадьба с ней самой… Я бы не хотел так далеко заходить. Достаточно «д» и «е»…
