Причем надо заметить, что маргинальное вовсе не есть нечто остаточное и табуированное просто для создания контраста идеальному. Оно обладает собственным символическим языком по меньшей мере равной идеальному мощности. Мужчина беседует с понравившейся ему женщиной, то и дело поглядывая на ее коленки и распаляя свое воображение. Оба участника коммуникации прилежно ведут опасную маргинальную перекличку: говорят одно, подразумевают другое, «имеют в невидимости» третье. Но если исключить, вычеркнуть маргинальный пласт беседы, вынуть скрытую ее пружину, то произойдет резкое обеднение языка, опустошение коммуникации. Беседа остановится из-за недостаточности одного лишь абстрактно-логического привода. Нейтрально-информационный обмен несамостоятелен, он осуществляется только благодаря притоку энергетики: для коммуникации ЭВМ это — включение в сеть, потребление внешней, приложенной разности потенциалов, а для человеческой коммуникации разность потенциалов задается видеологической полярностью устройства сознания, необходимостью присутствия полюсов видимого и невидимого.
К обрыву коммуникации приводит и прямая визуализация маргинального, например попытка мужчины высказать вслух свои тайные намерения по отношению к женщине.[59] В то же время незначительные видеологические смещения, обостряющие элемент рискованности, способны, наоборот, оживить ситуацию общения. Здесь необходимо искусство дозировки (меры), или широта допуска.
Итак, мы подходим к важнейшей проблеме — проблеме допуска, без разрешения которой не обходится ни один человеческий поступок. Человеческое продолжает быть лишь постольку, поскольку ему удается «нераздельно и неслиянно» совместить и удержать видеологическую раскладку «этого сознания», идеальное и маргинальное в единстве происходящего. Возвышенная ложь и низкая истина суть два равно необходимых и ежедневно востребуемых продукта, они как бы хлеб насущный и питьевая вода, без их производства и регулярной подачи к столу не может жить человек. «На какую бы философскую точку зрения ни становились мы нынче, со всех сторон обманчивость мира, в котором, как нам кажется, мы живем, является самым верным из всего, что еще может удивить наш взор, — мы находим тому доводы за доводами, которые, пожалуй, могут соблазнить нас на предположение, что принцип обмана лежит в «сущности вещей»».[60] Ницще говорит здесь об основной коллизии практического разума. Не будем вдаваться в подробности анализа, содержавшегося во всех поздних его работах, для нас важно рассмотреть допуск как особую конституцию, в том числе и как особую логическую конструкцию, не входящую в число категорий Аристотеля — Канта и отсутствующую среди конструкций и приемов диалектики.
