Борис пришел в себя первым. Увидел мертвенно бледное, с закрытыми глазами, лицо Нины. Вскочил, бросился к ней на помощь, забыв о том, что сам еле держался на ногах.
* * *
Валентин закончил передачу, выключил рацию и вышел из землянки.
Зимний день догорал. Солнце уже скрылось за деревьями, и только кое-где буравили стену леса, искрились в снежном одеянии сосен и елей его острые стрелы-лучи. Стало еще холодней, упорно клонило ко сну…
Мальцев принялся шагать по тропинке, согреваясь широкими взмахами рук, частым похлопыванием себя по плечам, по бедрам.
Нестерпимо хотелось есть… Хотя бы что-нибудь взять в рот, во что-то впиться зубами, жевать, глотать! В землянке в котелке давно остыла распаренная кипятком кора деревьев — единственное блюдо «обеда», который он предложит товарищам, когда они вернутся. Вот все, чем он может попотчевать их, продрогших, уставших и голодных уже много дней подряд.
Этому лютому голоду уступал даже тот, что терзал людей в осажденном Ленинграде, — испытание, через которое прошла вся четверка разведчиков.
Там они голодали и переносили другие лишения вместе с тысячами советских людей, подпиравших друг друга плечом.
Там, пусть самый скудный, но, рано или поздно, они получали паек, могли поддержать товарища, падавшего с ног, и сами встретить помощь и поддержку, когда приходилось совсем туго.
Там их окружала жизнь, конечно, тоже невероятно трудная, до отказа полная опасностей и невзгод, но жизнь Большой Земли, родной и свободной, от которой они теперь были отдалены городами и селами, полями и лесами, захваченными врагом.
Там их окружала жизнь среди своих, среди настоящих людей. Здесь их на каждом шагу стерегла одинокая смерть. И хуже самого лютого зверя были охотившиеся за партизанами эсесовцы и жандармы.
Не раз они обдумывали свое положение, искали выхода из тисков голода. Не отправиться ли за продовольствием в одно из окрестных селений? Тогда наверняка появятся у них и хлеб, и молоко, и, быть может, даже кусок ароматного, сочного жареного мяса…
Соблазн был очень велик. Он так и манил.
Голод, однако, не лишал партизан способности здраво и хладнокровно оценивать обстановку, не теряя самообладания, взвешивать все «за» и все «против».
Рисковать нужно было на каждом шагу. Риск заключался в повседневном труде партизан. Он — сама судьба разведчиков, тех, кто всегда идет впереди по неизведанным, опасным путям. Но риск не должен быть безрассудным шагом отчаяния, игрой со смертью, пренебрежением условиями, обстановкой. Зоркость разведчика — не только в остроте его глаз, но и в умении заглянуть мысленно вперед, хладнокровно и терпеливо вдуматься в последствия, в то, что ждет впереди, скрытое расстоянием и временем, затуманенное желанием.
