— После дачи и закончился, — сказал Кирыч.
Я скрючился на диване в позе эмбриона, будто это мое тело грызет смертельный вирус. Диван участливо застонал.
Несправедливо! Те, кто там, наверху, распоряжается рассылкой бед и горя, трудятся без перерывов и праздников. Чего не скажешь о конкурирующей фирме, заведующей доставкой счастья.
— Спросить бы надо, — нерешительно предложил Кирыч.
— Марк! — позвал я, подойдя к его двери. — Выйди на минутку. Нам с тобой поговорить надо.
За дверью послышался шорох и сдавленный писк.
— Марусенька, открой! — сказал я голосом доброй феи.
Дверь дернулась.
— Чего надо? — высунул Марк лохматую голову.
— Не смей так разговаривать с родителями! — сладким фальцетом сказал я, маскируясь под «мамочку».
Марку было не до игр. Он раздраженно наморщил лоб и попытался захлопнуть дверь. Не вышло. Кирыч вытянул Марка наружу, как червяка из яблока.
— Сядь! — сказал я, отбрасывая сантименты.
Он поглядел в сторону своей комнаты, но путь к отступлению был отрезан. Кирыч загородил собой дверь и для пущей убедительности воинственной сложил на груди руки.
— А теперь рассказывай! — сурово сказал я.
— Что рассказывать? — фальшиво заулыбался Марк.
— Сам знаешь что. Давно он у тебя?
«Клянусь вести себя хорошо, любить все живое и никого никогда не обманывать! — мысленно взмолился я. — Только пусть Марк будет здоров!». Судя по марусиной реакции, молитва не была услышана. Он изобразил уличный фонарь — деревянное тулово и горящий лик.
— Уже неделю, — сказал он, жалко улыбаясь.
Вокруг все внезапно пришло в движение. Закачался Марк, закачался диван, на котором он сидел, и даже Кирыч, несмотря на сто его килограммов, начал мотаться из стороны в сторону, как сумасшедший маятник.
Беда приходит вот так — просто и тихо, без помпы и без приглашения. Как бедная родственница, она присаживается на край дивана и, краснея, просит воды попить, но проходит совсем немного времени, а барышня уже кладет ноги на стол и требует чего-нибудь пожрать.
Марусиного тела, например.
— От кого? — спросил я, совладав с шатким пространством.
— От Валерочки.
Что говорить дальше, я не знал? Не хватало опыта. Возникшая пауза тяготила Марка, кажется, не меньше, чем меня. Он завертелся, как черт на сковородке, и зачастил:
— Я сказать боялся. Думал, ты ругать меня будешь.
— Лучше некрасивая правда, чем красивая ложь, — укоризненно вымолвил Кирыч.
— …Мне как Валерочка предложил, я вначале отказался, а потом подумал: почему бы и нет. Иногда ведь одиноко. У тебя есть Кирыч, у Кирыча есть ты. А у меня кто? Пусть хоть он будет.
