Всю ночь он упорно трудился. Когда воскресное солнце осветило северо-восточную стену мельницы, работа была сделана. Хуттунен отнес в сарай стремянку и оставшиеся два ведра краски. Искупался в реке, дважды обошел свое творение, восхищаясь его красотой. Веселенькая получилась мельница!
В прекрасном настроении он вошел в дом, перекусил колбасой и выпил кружку простокваши. Затем направился в сторону Леппасаари. Было раннее утро, и уставший мельник, укрывшись в прохладе навеса, заснул со счастливой улыбкой на губах.
Хуттунен проснулся от колыхания простыни-занавески.
Робкий женский голосок прошептал:
— Гуннар… Я пришла.
Сонный, он высунул голову, пригласил засмущавшуюся председательшу войти в белое пахучее гнездышко.
Она раскраснелась, залепетала, что не должна была сюда приходить, что нельзя им так встречаться, что жена Сипонена все еще лежит и вставать не собирается… А сколько времени? Похоже, будет хорошая погода…
Они сидели на травяной кровати, смотрели друг другу в глаза и держались за руки. Хуттунену захотелось ее обнять, но председательша отшатнулась.
— Я не для этого пришла.
Мельник довольствовался поглаживанием ее колена. Роза Яблонен тем временем думала, что сейчас она наедине с сумасшедшим, на пустынном острове в лесной чаще. Как она вообще пошла на такой риск? Мало ли что взбредет ему в голову, и некому спасти. Задушит, изнасилует… А куда спрячет труп? Наверное, привяжет к ногам камни и бросит в реку. И только волосы будут колыхаться на поверхности. Хорошо, что у нее не перманент. А может, он ее разрежет на куски и закопает? Роза представила раны на шее, талии и бедрах. Она вздрогнула от испуга, но руку не убрала.
Хуттунен неподвижно смотрел ей в глаза.
— А я мельницу покрасил. В красный. Вчера Портимо приходил, хвалил.
Председательша снова вздрогнула: что за дело полицейскому?
Хуттунен рассказал про историю с Гнусиненом и про счет.
— Пристав заставил заплатить за гнилое зерно как за первосортное. Хорошо, мешков было всего пять.
Председательша стала настаивать, чтобы Хуттунен показался доктору Эрвинену. Неужели он сам не понимает, что болен?
— Дорогой Гуннар, на карту поставлено твое душевное спокойствие. Умоляю тебя, поговори с Эрвиненом.
— Эрвинен всего лишь деревенский врач, что он понимает в душевных болезнях, сам дурак, — сопротивлялся Хуттунен.
— Попроси, пусть лекарство тебе выпишет, если не получается у тебя, как у людей. Есть же успокоительные, он тебе даст. Если у тебя нет денег, я одолжу.
