* * *
– А-а-а, явился, шевалье! – Дмитрий Иванович был вне себя. – Что? Напомнить, как мать посекуции делала в младенчестве? Мон Дье!.. Ну что мне с ним делать? – ища сочувствия, обратился к сестре. – Леночка, да ведь мне же за него ответ давать!.. Ну что улыбаешься, охальник?! Думаешь, батюшка не видит с небес, как ты…
– Да ведь вы, дядюшка, в Бога не веруете! – дерзко перебил Сергей.
– Что… как… – смутился Дмитрий Иванович, – что ты врешь?.. Как не верую?
– Да, вы сами утверждать изволили, читая некую книгу о том, что…
– Как, Митенька, – всплеснула руками Елена Ивановна, – ты безбожные книги читаешь?
Дядюшка побагровел.
– Ну, Сергей Александрович! Иссякло мое ангельское терпение…
– Брат, не гневайся! – заступился Гориславский, подмигивая раскрасневшемуся Сергею. – Не хотел он злить тебя…
– Тетушка, – ободренный Сережа быстро перевел разговор в иное русло, – а кто такие ваши соседи ближайшие?
– О! – уважительно протянула тетка. – Важные господа! Дараганы – родня самого Разумовского.
– Как? Самого Алексей Григорьича? – встрепенулся Дмитрий Иванович.
– Дараганы! – возмутился, напротив, муж Елены Ивановны. – Скажите, какие вельможи! Родня пастушка Розума. Есть чем хвалиться!
– Иван Савич! – всплеснула руками Елена Дмитриевна. – Да что ж ты такое говоришь?
Будто не ведаешь, что… – она понизила голос до шепота: – Да ведь он же супруг ее венчанный! И не Розум он уж никакой, а сиятельнейший граф Разумовский. Да словно и не знаешь, что за особа у сих Дараганов обретается…
– Дараганы добрые люди, пожалуй. Но все ж таки Розум…
– Милость Ее Величества и пастуха может в графы вознести, – сухо произнесла, перебив, Елена Дмитриевна. – И не нашего ума это дело. А ты, муженек, доболтаешься до того, что и природного дворянства лишат! А Дараганы в самом царском дворце живали, и сыночек их там воспитывался, пред государыниными очами…
– Да. Сыну их повезло, ничего не скажешь: в столице живет, науки познает – а то, глядишь, тоже бы коров пас или… Да что там, сыну хорошо, а вот дочка приемная…
– Замолчи, – зашипела Елена Ивановна, искоса бросая испуганный взгляд на притихшего Сережу. Разошедшийся Иван Савич, видимо, что-то осмыслив, умолк. Но Сереже больше ничего и не надо было. Он давно все понял.
