Отец Емилиан был ему больше, чем родитель, Андрей выполнял все, что тот ему говорил, значительно преуспевая в послушании. Перед своим отъездом в Штаты игумен созвал братию и сказал:
— Отцы, меня ждет новое послушание, но вы не скорбите, я все равно буду за вас молиться и считать вас своими братьями и духовными чадами до самой смерти, — старец указал на него. — Вы все знаете отца Андрея, его добродетели и благоговение к святыне поистине велико. Оставляю вам его за игумена, как слушались меня, так слушайтесь и его, не перечьте ему и не вставляйте палки в колеса, так как он для вас теперь законный игумен по воле Самой Матери Божьей.
Вначале братья даже с радостью приняли новое назначение, так как любили отца Андрея за кротость, природное миролюбие и почитание старших, но уже через месяц начали роптать на него.
— Что это за нововведение, братья? — старый отец Филагрий обратил внимание на новый порядок чтения в трапезной. — Андрей самочинник! Емилиан бы такого никогда себе не позволил!
С тех пор братья, особенно старые монахи, стали подмечать его отступления на каждом шагу, но настоящая битва разгорелась по вопросу из-за так называемой керазмы, по-русски — угощения.
По афонскому типикону, братья могли есть всего два раза в день, но в современном мире аскетизм не в чести, и монахам трудно удержаться от тайноядения — греха, который заключается в том, что ты ешь пищу один в своей келье и без благословения. Чтобы пресечь этот грех, во многих афонских монастырях ввели керазму — попросту говоря, чай с различными сладостями. Керазма была всегда в определенное время и благословлялась иеромонахом. Все были довольны, но после этого любое тайноядение считалось великим грехом. Отец Андрей всегда помнил случай, после которого авторитет его старца поднялся на недосягаемую высоту.
В их обители сохранилась древняя святогорская традиция: игумен являлся в то же время и духовником. И, как духовник, он имел право налагать, в отдельных случаях, епитимью. В Филофее был принят обычай публичного покаяния, когда провинившийся брат падал ниц перед выходящими после вечерни из храма отцами и вслух просил прощения за свой грех.
Однажды отец Емилиан узнал на исповеди от одного брата, что тот, несмотря на законную керазму, тайно ест «далмадаки» — голубцы, завернутые в виноградные листья.
— Что ж ты, брат? Разве тебе не хватает трапезы и керазмы? — игумен пытался исправить брата-чревоугодника.
— Хватает, — этот брат только недавно пришел из мира, и, чтобы его пообтесать, нужно было много смирения, терпения и старания.
