— Вот вы и будете третьей стороной в пашем споре. — Он вдруг захохотал, закинул голову. — Спо-о-оре! — Еле выговорил с веселым бешенством — Свара, свалка, сволочизм, склока, — о великий и могучий русский язык! — Оборвал смех, даже запыхался слегка. — Это они называют свободной дискуссией — торгашество, демагогия, сплетни! — Он восклицал, продолжая искать, наконец выдернул из стопки несколько скрепленных страниц, подал Владимиру: — Вот, пожалуйста. Ищите наши ошибки, неубедительность, оппортунизм. А сплетни — сплетней факта не перешибешь.
Владимир осторожно принял листки, текст отпечатал на «Ундервуде», вчитываться пока не стал — потом, внимательно, — осторожно свернул в трубку, чтобы не помять.
— Возьмите «Трибунку», старая. — Ленин подал ему газету — завернуть. Внимателен.
— Меня вы найдете в кафе «Ландольт», — учтиво сказал агент.
Ясно, он остается, а Владимиру пора идти. Однако спешить не хотелось, опять останется в одиночестве.
Снова посмотрел на стол и снова привлекла внимание черная массивная чернильница. «Не хватает ему полета, романтики, грома, молнии», — говорил Дан.
— Как жерло вулкана, — сказал Владимир, кивая на чернильницу.
Сейчас Ленин скажет, где он ее взял, такую примечательную штуку, кто ему ее подарил, может быть, привез он ее из Енисейской губернии…
— А вы поэт, Владимир свет Михалыч, — сказал Ленин, и только сейчас Владимир понял, какой образ создал: жерло вулкана, лава, всесокрушающая, испепеляющая.
Ленин повернулся от стола, живо сунул руки в карманы, качнулся с носков на пятки, словно разминаясь после долгого сидения.
— Если верить Наполеону, — глаза его лукаво щурились, — пушка убила феодализм, а чернила убьют нынешний строй.
И снова другом облик, еще одна грань — уверенность в своем деле. И бесстрашно — ведь кто-то может сказать: не страдает скромностью Ленин, кто-то может, а ему наплевать, «сплетней факта не перешибешь».
Владимир, наконец, распрощался.
Вышел из домика, постоял, глотая весенний воздух, чувствуя себя несколько ошалелым.
За калиткой он нетерпеливо развернул свое новое бремя взамен того, с которым шел сюда, глянул на заголовок: «Рассказ о II съезде РСДРП». Первые строчки жирно подчеркнуты: «Этот рассказ назначен только для личных знакомых, и потому чтение его без согласия автора (Ленина) равно чтению чужого письма».
Он быстро пошел в парк, решив тут же, не откладывая, прочитать все, начало его заинтриговало.
«Насильно мил не будешь, но мы попробуем…» В сущности, та же самая мысль, которая удивила Владимира еще в Москве, когда он читал «Что делать?». Социал-демократического сознания у рабочих и не может быть. Оно может быть принесено только извне — та же самая мысль.
