Возвращаясь с кладбища, майор сказал:
— Часов на двенадцать мы опоздали, а могли бы ее выручить да и фашистов прихватить. А теперь они давно уж переправились…
Навстречу майору быстрым шагом шел его адъютант. Вытянувшись, доложил:
— Товарищ майор, получено сообщение. Вражеские части задержаны на восточном берегу. Переправа захвачена каким-то неизвестным партизанским отрядом.
Никулин захватил переправу с налету перед самым рассветом, когда по мостам уже началось движение отходящих вражеских войск. Пехота, грузовики, повозки, орудия тянулись смутно чернеющей лентой — она выползала из узкой размытой лощины, стиснутой крутыми глинистыми обрывами, спускалась по косогору к реке, над которой плотной пеленой стоял белесый пар, и устремлялась по мосту, наполняя туман слитным гулом, разносящимся далеко по воде.
Никулин ударил яростно, внезапно. Отряд выскочил на врагов с воем, свистом и гоготом, рассек надвое темную ленту войск и остановил ее движение. Фашисты, уже вступившие на мост, спасаясь от хлесткого продольно-сквозного огня пулеметов, вопя и крича, сталкивая друг друга в реку, ринулись на западный берег. Остальные смешались на восточном берегу и темным клубящимся валом хлынули обратно в лощину, сминая задних, внося панику и смятение в их ряды. Бойцы Никулина тем временем быстро, по заранее объявленному порядку (пригодилась книжка Захара Фомичева), занимали траншеи, дзоты, блиндажи, расправляясь с немногочисленной охраной.
Через десять минут отряд закрепился на подступах к переправе. Сам Никулин со взводами Папаши, Жукова и Фомичева занял главную позицию в центре, у выхода из лощины: правый фланг с траншеями, подходящими дугой к обрыву берега, занял Крылов, левый — Харченко.
— Ловко, товарищ командир! — радостным и гордым голосом сказал Фомичев. — Прямо как по нотам разыграли!..
— Обожди радоваться, — хмуро остановил его Папаша, немного суеверный, как и полагается старому моряку. — Не видишь, какая сила против нас.
Они стояли в глубокой траншее, у чернеющего входа в командный пункт, расположенный под землей. Справа и слева слышались сдержанные, серьезные голоса бойцов, иногда короткий металлический лязг затворов. Никулин молчал. Его слегка знобило от нервного напряжения. Самое главное начиналось только теперь. Он понимал, конечно, что, имея двести человек и вступая в бой с тысячами, он не может ставить перед собой иных целей, кроме выигрыша времени. В десятый раз он спрашивал себя — правильно ли рассчитал время, не слишком ли рано ударил, успеют или не успеют фашисты, обескровив и уничтожив отряд, прорваться к месту раньше, чем покажутся наши?..
