— Ой, Петер, смотри! Гриб!.. — я показываю рукой. — Да какой чудный!
— Где? — Петер пригибается, отводит в сторону еловые ветви.
Действительно, недалеко от нас, почти на самой тропинке, по которой мы недавно бежали, сидит такой красавчик, что от него нет сил глаза отвести!
Мы бросаемся с Петером к этому грибу и — совершенно счастливые — хохочем. Рассматриваем его со всех сторон; присев на корточки, щупаем, отводим стебли травы, снимаем со шляпки листик. Нам даже жалко этот гриб срезать — так он красив. Но должна же быть у нас хоть какая-то добыча. А этого большого гриба нам вполне хватит на суп!
Право срезать гриб я уступаю Петеру. Он гость все же.
Петер аккуратно, под самый корешок, срезает этого красавца, изумленно взвешивает его в руке, крутит перед собой — любуется, нюхает, дает понюхать мне, смеется. В конце концов мы опять целуемся и в обнимку идем к машине.
Мы внимательно смотрим под ноги, мы даже переворачиваем некоторые подозрительные листки. Но больше ни одного гриба не находим. Такие мы, видно, незадачливые грибники. Или не на то напали место, или все грибы уже кто-нибудь до нас собрал. Но мы нисколько не огорчены. Нами найден царь-гриб. Это во-первых. А во-вторых… мы, кажется, нашли друг друга.
Через час мы выезжаем с проселка на трассу. Петер переключает рычаг передач, набирает скорость.
Рука его — большая, сильная — красиво лежит на рукоятке рычага. Я осторожно кладу свою руку — узкую, мраморно-белую — поверх его. Я знаю, что так нельзя делать — нельзя отвлекать водителя от вождения, — но рука моя сейчас так легка, она почти невесома. Я не думаю, что она помешает Петеру. А я хочу чувствовать сейчас движение его руки. Те слова, что он сказал мне под елью, в этот момент просятся и из меня. Но что-то мешает мне еще произнести их. Моя рука смелее уст моих — она, лаская руку Петера, сейчас красноречивей всяких слов говорит о любви.
— Я уезжаю завтра, — говорит Петер, быстро взглянув на меня.
Глаза его, успеваю заметить, — серые, как тучи.
Рука моя становится деревянной. Потом рука умирает, падает на сиденье рядом со мной.
Я не знаю, что сказать. И только поэтому ничего не говорю.
Петер, не дождавшись ответа, продолжает:
— Я думал, у меня есть еще дня два… Я так хочу побыть с тобой! И мне так нравится Петербург и этот лес. Но вчера получил телеграмму. Дело требует моего присутствия. Не хотел говорить об этом утром — чтоб не испортить настроение.
— Петер… — язык плохо слушается меня.
