Он прищелкивает пальцами. Бармен ставит передо мной высокий стакан с соком, перед Артуром — маленький стаканчик с виски или водкой — я не знаю.
Артур выпивает, поворачивается ко мне:
— Что же он тебя бросил?
— Кто бросил? — я отлично понимаю, о ком речь; мне вопрос Артура шилом протыкает сердце.
— Братец мой…
— Он меня не бросал, — я спокойно потягиваю сок.
— Как же! Бросил. С собой ведь не взял.
— Значит, не было возможности.
Артур выпивает еще стаканчик:
— Думаешь, у него до тебя не было девушек?
Я пожимаю плечами:
— Он — парень видный…
— У тебя, наверное, тоже были… с кем спать?
— Были, — мне сейчас все равно, что подумает обо мне Артур и что расскажет он обо мне Петеру.
— Может, это и к лучшему… — негромко роняет он.
— Что ты имеешь в виду? — мне не очень нравится разговор, и Артур мне не нравится, и вообще — настроение у меня много ниже нуля.
Артур отодвигает стаканчик:
— Не хочешь потанцевать?
— Нет пока. Сам понимаешь, не то настроение.
— Из-за Петера, что ли? Брось… Я — лучше. Я — веселый… А Петер — он хоть и мой брат и я не должен так говорить, но с ним скука. Он только о работе своей и думает…
Тут к нам подходят двое парней. Плечистые высокие ребята. Симпатичные, уверенные. Артуру кивают, со мной здороваются уважительно. Заказывают себе выпивку.
Потом один говорит:
— Вы — Люба? Девушка Петера?
Я смеюсь, глядя на Артура:
— Хитрость твоя не удалась! — потом отвечаю парню: — Да. Петер уехал на неделю.
Парень приветливо кивает мне:
— Мы слышали про вас. Но Петер почему-то вас прячет. Наверное, боится, что уведем.
— У него много работы.
Другой парень вдруг спрашивает:
— А что в России? Все опять поворачивается к коммунизму?
Я пожимаю плечами, я никогда не интересовалась политикой. А многих политиков, ежедневно мелькающих на телеэкранах, всегда воспринимала не иначе как клоунов. В стране моей давно неблагополучно: кризис следует за кризисом, скандал за скандалом, разоблачение за разоблачением и так далее; принимать все это всерьез… близко к сердцу… было бы очень тяжело, особенно с моей тонко организованной, чувствительной психикой; и я приспособилась: ко всему отечественному бесконечному внутриполитическому действу я отношусь как к клоунаде — не более того.
Здесь первый парень говорит своему приятелю:
— Нашел о чем спрашивать у дамы! — и опять поворачивается ко мне. — Может, потанцуете со мной?
Я улыбаюсь ему, как бы извиняясь:
— Нет, я не готова. Голова болит… Слишком быстрый танец…
— Тогда подождем медленного, — улыбается в ответ парень.
