Дед долго молчит, видно, думает, вспоминает. Потом, откашлявшись, медленно, слово за словом говорит:
— Ну, слушай хорошенько. Я спою тебе песню. Всю не помню, а то, что осталось в памяти, спою. — И начинает петь:
Снег на улице лежит,
Ночь луной вокруг глядит.
Сваты к девушке пришли
И барана привели.
И очаг горит огнем,
Мясо жарится на нем.
Не скажи, не жирен плов:
Был откормленный баран весом!
Не скажи, что выстудили кров:
В очаге огонь и дым столбом!
На террасе старики сидят,
На костер во все глаза глядят.
Щек не обморозили б они —
Чаю им в кумгане вскипяти!
На старух поласковей взгляни —
Лишь бы не скандалили они.
А на девушках наряд!
Жемчуга сверкают и горят.
Игры шаловливые ведут,
В танце, словно пери, проплывут.
Песню запевают — «Яр-яр-яр!»
Слезы утирают — «Яр-яр-яр!:»
Дед умолкает, улыбается:
— Все, малыш!
Я опять прошу:
— Хорошая песня, дедушка, спойте еще.
— Все! — говорит дед, — Ничего не осталось в памяти, все перезабыл. — Потом опять задумывается, а минуту спустя продолжает: — Однажды бежит Лиса, добычу вынюхивает, а навстречу ей Павлин, хвост распустил. Лиса и говорит: «О, Павлин! Слыхала я, ты пляшешь чудо как хорошо. Спляши же, порадуй меня». Павлин еще пуще распустил хвост и пошел плясать. А Лиса смотрела, смотрела, облизывалась — проголодалась очень, — да как схватит его. Павлин видит, Лиса недоброе задумала и говорит: «О, Лиса! Что ты делаешь?» А Лиса ему: «Я, говорит, проголодалась очень, хочу тебя съесть!» Павлин говорит: «Ладно, ешь, только прежде ты должна молитву прочесть». Лиса забормотала что-то про себя, подняла передние лапы и только успела сказать: «Омин велик аллах!», как Павлин — «Фрр!» и улетел от Лисы, из-под самого носа… Все, конец! Старость, сгинуть ей, добра от нее мало. Сил нет, все время ко сну клонит… — Помолчав минуту, дед качает головой: — А все же немало мною порыскано по свету. По степям, по пустыням на верблюдах немало поезжено…
— Дедушка, расскажите еще! — прошу я, поглаживая деду бороду.
— Хватит, сынок. Если придет что на память, завтра-послезавтра расскажу, — говорит дед, лаская меня сухой морщинистой рукой.
Я обнимаю его колени, заглядываю в мудрые, задумчивые глаза. Соглашаюсь:
— Ладно, дедушка, завтра.
Дед тихонько опускает отяжелевшие веки и погружается в долгую думу.
* * *
Приходит весна. Урюковые деревья, персики, вишни, сливы, доверившись теплу, одно за другим торжественно облачаются в легкие светлые одежды. Чарующая прелесть цветов, нежная зелень листьев вызывают чувство восторга, душевного подъема.
