Самоучитель олбанского | страница 29
Менестерсво аброзаванийа
Прекас № 116 от 28 актибря 2005
(О риформи рускава йазыка)
Фсвязи с плановым сакрощением фенонсиравонийа аброзаваннийа и истественной ывалйуцыей рускава йазыка преказываю:
1. Фсе правела рускай арфаграфии и громатеки — в Бобруйск
2. Фсе учепники рускава йазыка и лейтеротуры — фтопку
3. Фсем учетилям рускава йазыка и лейтеротуры школ и вузов — выпеть йаду
4. Дольнейжее розвитее рускава йазыка паручить энстетутам НИИ… и НИИ…
5. Фсе пишут как им хочецца и пруцца
Менистр аброзаванийа, аццкий сотона ___________ /Удафф Ком/
Розйасненийа к прекасу № 116 по менестерству аброзаванийа
1. Первый нах и НИИ…
Главный митадист окодемийи фелалагичиских ноук, Гоблин Гага
2. Каменты рулят
Преседатель каметета па культуре, ШурА
[anekdot.ru]
Ищем родственников. Срочно
Падонки осознали себя как сообщество, как особую культуру, что немедленно привело их и их исследователей к поиску корней. Поиск предшественников порой приобретает комические формы. Это происходит, когда в предшественники записываются, скажем, Петр I или Екатерина II, допускавшие орфографические неточности. Несколько ближе оказывается князь Сергей Оболенский, историю которого описывает Юрий Тынянов в романе «Кюхля» (он упоминается в Википедии). Тынянов приводит два письма, написанные Оболенским Кюхельбекеру, пока они вместе находились в заключении в Динабургской крепости. Вот две цитаты. Первая:
Узник писал:
«Дарагой сасед завут меня княсь Сергей Абаленской я штап-ротмистр гусарскаво полка сижу черт один знает за што бутто за картеж и рулетку а главнейшее што побил командира а начальнику дивизии барону будбергу написал афицияльное письмо што он холуй царской, сидел в Свияборги уже год целой, сколько продержат в этой яме бох знает».
Сосед был, видимо, веселый. Скоро на плацформе они свиделись. Сергей Оболенский был молодой гусар, совсем почти мальчик, с розовым девичьим лицом, черными глазами и небольшими усиками, и внешним видом нимало не напоминал скандалиста. Но он так озорно и ухарски подмигнул на гулянье Вильгельму, что тот сразу его полюбил и подумал с нежностью: «Пропадет, милый».
Часовой переносил записки. «Письма» князя, написанные необычайным языком, приносили Вильгельму радость и как-то напоминали детство или Лицей.
И вторая:
Князь написал Вильгельму:
«Дарагой мой друг. Не забуду тебя ни за што холуев и тиранов завсегда презираю што держат такую душу как ты милой в яме. Што нужно передать друзьям и родным все исполню. Эх душа моя, хоть день бы с тобой на воле провели, я б тебя живо растармашил бы. Агарчаюсь што не знаю свижусь ли я с тобой, дружок бесценной. Имею честь быть