Сковыряв засохший гной с уголков глаз, он осмотрел комнатку: он не знал где именно находился, но это явно была дешевая забегаловка, мелкий отельчик, вроде тех, в которые обычно водят шлюх на ночь или скрываются от погони в голливудских фильмах. Ничего кроме жесткой пружинной кровати, покрытой пожелтевшим постельным, небольшого умывальника с зеркалом у дверей, табуретки и обшарпанного стола в комнате не было. На окнах занавески, покрытые полустершимися узорами, такие же желтые как постельное.
Он приложил руку к левой стороне груди: сердце остервенело молотилось, грозя проломить грудную клетку с ребрами и вырваться на волю, прочь от такого хозяина. Он провел по небритому подбородку, по лицу, по длинным засалившимся волосам. Он был мерзок. В уголках губ скопились засохшие слюни, в бороде капли застывшей рвоты, ресницы в гнойном инее. На нем были синие затасканные джинсы, давно не видевшие стирки, в пятнах от коньяка и еще бог знает чего, покрытая небольшими дырочками от крошек раскаленного гашиша черная футболка с изображением обложки альбома Pink Floyd «the dark side of the moon». Запястье опоясывал тонкий ремешок черной кожи с круглыми часами, стрелки показывали 10 часов 49 минут. Он пригляделся. Секундная стрелка шла вспять, отсчитывая время назад. Почему–то это его не удивило.
Еще раз, тяжело вздохнув, он подошел к раковине и взглянул в зеркало, где его ждало худощавое, но вместе с тем опухшее лицо постаревшего подростка, волосы блестящими лоскутками спадали на засыпанные пеплом и грязью глаза, губы пересохли и потрескались, напоминая поверхность каменистой пустыни.
Он включил кран, полилась едва теплая вода ржавого цвета, но это не имело для него особого значения – он ополоснул лицо, тщательно промыл глаза, прополоскал рот, заодно вдоволь напившись ржавой водой. Взглянув на себя в зеркало еще раз, он решил побриться. На раковине лежал футляр с опасной бритвой, но попытки открыть его не увенчались успехом, защелку намертво заклинило от ржавчины, основательно покрывшей футляр. Он с силой ударил крышкой об край раковины, и футляр раскрылся, бритва, звонко ударившись об пол, раскрылась, а вместе с ней выпали два мягких куска мяса, шмякнулись на пол и раскатились в разные стороны. Он присмотрелся. Кусочки оставили после себя красный шлейф – по–видимому, это были свежие куски мяса. С кровью. Он наклонился и поднял один из них: это был глаз, человеческий глаз с голубой радужкой, от глаза тянулись нервы и шмотки плоти. Он вздрогнул и оглянулся, только теперь заметив, что в комнате был еще кто–то помимо него. Бросив глаз в раковину, он вернулся к кровати. Спиной к нему лежала обнаженная девушка, настолько худая, что сквозь ее кожу практический просвечивали ребра, а каждый позвонок, казалось, вот–вот прорвет кожу изнутри, оголив трицератопсовый хребет. Взяв девушку за острое плечо, он развернул тело к себе лицом. Девушка была невероятно красива: пухлые чувственные губы, ярко разукрашенные красной помадой, были грубо зашиты черными нитками, неаккуратно заштопанные рваные раны до ушей, имитировавшие улыбку. Глазницы пусты — несомненно, это ее глаза лежали в футляре — под глазницами подтеки из свернувшейся крови образовывали замысловатый узор. Разглядывая девушку, он понимал, что эта картина вызывает в нем восторг. Ничего не вызывало тревоги и отвращения. Это было нормально. Лишь любопытство: он не знал кто она такая и кто он сам такой, где он, почему он тут, что произошло вчера, да и вообще, что было в прошлом, он был абсолютно потерян в пространстве и времени, он не узнавал человека, смотревшего на него из зазеркалья, он не узнавал эту мертвую шлюху, а она явно была шлюхой, но его восхищал ее вид: синие омертвевшие соски маленькой, практически детской груди, худое, остроконечное, бритвенное тело, тонкая побелевшая кожа, аккуратно выбритый лобок, синяки на коленях, шее и руках, рваный улыбающийся рот, макияж из запекшейся крови, под пустыми, бездонными глазницами, спутанные, лохматые волосы. Все в ней было идеально.
