Дробь | страница 12
Вот с такими вот твердыми намерениями и не менее твердой утренней эрекцией я вышел из своей комнатки и прошел мимо двух тел. Это был мой отчим с мамой, они тоже время от времени практикуют дзен саморазрушения, вот и вчера они были близки к просветлению, однако усталость сразила их наповал, да так, что отчим прямо и уснул в одежде на полу.
На самом деле, каким бы циничным я не был, я в иные моменты был очень рад за мою маму, например, когда она таки избавилась от предыдущего тоталитарного выблядка, домашнего гитлера, всеми любимого штурмбанфюрера семейного быта, так любившего отпускать всем пиздюли и через слово повторять «блядь». Я отлично помню, как он появился в нашем доме, помню раскиданное по просторам общаги нижнее белье и советские серые колготки на моей детской кровати и пару тел на соседнем диване, занятых какой–то невообразимой подвижной игрой, так забавлявшей меня, но абсолютно мне не понятной. Я тогда спросил у мамы «а что это вы делаете?», но мама лишь расплылась в пьяной улыбке и отрывисто ответила «ни–че–го… спа–а–ать иди–ии–и!». И с тех пор он жил с нами. Он любил выпить, и, достигая просветления, он очень часто блевал, сплевывал на ковер и заставлял это чистить, неповиновение каралось телесными наказаниями. Семейное насилие, тоталитаризм, беспробудное пьянство и обоюдная ненависть скрепляли нашу семью очень и очень долго. Кстати внешне мы были очень даже приличной семьей, ни намека на внутренние конфликты, царствовал мещанский снобизм и показуха. Среди друзей и знакомых семьи все старались выглядеть молодцами, пить только дорогое кофе, угощать всех лакомствами, хвастаться новым телевизором, ремонтом, бытовой гармонией. Говорят дети в таких семьях вырастают пассивными, неуверенными, несамостоятельными аутсайдерами с заниженной самооценкой и попадают в группу риска людей, склонных к суициду с мотивом самоустранения. Так вот, после лет 15 семейного трэша и угара, перманентных синяков после не менее перманентных пиздюлей, я в одной из очередных пьяных потасовок проломил голову своему первому отчиму и он ушел из семьи, потеряв статус альфа–самца. Так к чему это все? Я был рад за маму, когда у нее появился новый мужчина, этот замечательный, робкий мужичок, который ухаживал за ней, приезжал на машине, стеснялся меня в прихожей, а потом они, словно подростки, опьяненные любовью и дешевым вином из картонных коробок, шептались за стенкой, поскрипывали кроватью и приглушенно постанывали, прямо как тинейджеры в родительском доме. Я был очень рад. Хоть и не высыпался порой, но все же. Я думаю, многие взрослые люди заводят интриги уже, будучи в возрасте, дабы ощутить всю сладость этой подростковой игры, они будто молодеют на глазах, ведут себя как маленькие, ухаживают, стесняются, выпивают, чтобы осмелиться на новый шаг, они будто переносятся на 20–30 лет назад. Но потом все изменилось, новый отчим переехал к нам, пропил машину, уволился с работы и теперь спит пьяный на давно не пылесошенном ковре.